Известие о похищении

Его освободили 11 декабря, через пятнадцать дней после Хуана Витта. По этому случаю Буссу купили пару новых туфель, которые оказались малы: он носил сорок шестой, а самый большой размер, который с трудом удалось найти, был сорок четвертый. Еще ему купили брюки и футболку на два размера меньше обычного, поскольку он похудел на шестнадцать килограмм. Кроме того, вернули фотооборудование и сумку со спрятанными за подкладкой дневниками, а также пятьдесят тысяч песо, занятые на роды и еще пятнадцать тысяч, которые он одолжил ранее на оплату карточного долга. Предлагали дать еще, но Хэро отказался, попросив лишь об одном: устроить ему встречу с Пабло Эскобаром. Ответом было общее молчание.

Все те же веселые гости, которые окружали его последнее время, вывезли Хэро из дома на частном автомобиле, долго катали по самым богатым кварталам Медельина, заметая следы, и наконец оставили за полквартала от редакции газеты «Коломбиано» с сумками на плечах и письмом, в котором Подлежащие Экстрадиции, отдавая должное заслугам журналиста в борьбе за права человека в Колумбии и других странах Латинской Америки, вновь выражали готовность явиться с повинной при условии, что они и их родственники получат юридические гарантии безопасности. Журналист до мозга костей, Хэро Бусс тут же достал фотокамеру и попросил первого встречного запечатлеть момент своего освобождения.

О том, что они будут следующими, Диана и Асусена узнали по радио и со слов охранников. Правда, после стольких обещаний они никому не верили. На всякий случай, если вдруг освободят только одну из них, обе написали письма родственникам. Два дня прошли без изменений и новостей, но утром 13 декабря Диану разбудил чей-то шепот и необычное движение в доме. Предчувствуя скорое освобождение, она вскочила с постели и разбудила Асусену. Не дожидаясь распоряжений, обе начали собирать вещи.

И Диана, и Асусена описали в своих дневниках этот драматический эпизод. Диана была в душе, когда один из охранников без обиняков объявил Асусене, чтобы она готовилась к отъезду. Она одна. В опубликованной вскоре после этих событий книге Асусена пишет об этом удивительно просто.

«Донья Диана все еще принимала душ, а я вернулась в комнату и надела приготовленное на стуле белье. Выйдя из душа, Диана увидела меня, остановилась и спросила:

— Мы уезжаем, Асу?

Ее глаза блестели надеждой. Я не могла говорить. Потом, опустив голову, глубоко вздохнула и ответила:

— Нет. Только я.

— Я так рада! — воскликнула Диана.— Я знала, что так и будет».

В дневнике Диана записала: «В сердце кольнуло, но ей я сказала, что очень рада за нее и что она может ехать спокойно». Диана отдала Асусене заранее написанное письмо для Нидии, в котором просила ее провести Рождество с детьми. Асусена разрыдалась, Диана обняла ее, стараясь успокоить. Потом проводила подругу до машины, и они вновь обнялись. В последний раз сквозь стекло Асусена видела, как Диана махнула рукой на прощанье.

Спустя час, в машине по пути в аэропорт Медельина, откуда Асусене предстояло вылететь в Боготу, она услышала по радио, как корреспондент спрашивает ее мужа, чем он занимался, когда узнал об освобождении супруги. Ответ прозвучал искренне:

— Я писал стихи, посвященные Асусене.

Мечта супругов сбылась — они вместе отметили 16 декабря, четвертую годовщину свадьбы.

В это же время Ричард и Орландо, уставшие ночевать на полу вонючего застенка, убедили охранников перевести их в другое помещение. Их отвели в комнату, где раньше сидел закованный мулат, о котором больше никто ничего не слышал. К своему ужасу пленники обнаружили на кровати большие пятна крови — свидетельства медленных пыток или избиений жертвы.

Об освобождении коллег оба узнали из радио- и телепередач. Охранники уверяли, что следующими будут они. Ранним утром 17 декабря босс по кличке Старик, как потом оказалось, все тот же дон Пачо, навещавший Диану, без стука вошел в комнату Орландо и приказал:

— Оденьтесь поприличнее, вы уезжаете.

Пленник успел только побриться и одеться, ему даже не дали времени найти и предупредить бродившего по дому Ричарда. Орландо снабдили заявлением для прессы, надели очки с закрашенными линзами, затем сам Старик совершил с ним ритуальную поездку по медельинским кварталам, дал пять тысяч песо на такси и высадил на небольшой площади, названия которой Орландо не запомнил, потому что плохо знал город. Был прохладный, солнечный понедельник, девять часов утра. Безуспешно останавливая занятые такси, Орландо не верил своим глазам и все время думал, что похитителям гораздо дешевле было убить его, чем отпускать живым на свободу. Из первого же автомата он позвонил жене. Лилиана как раз купала сына и подошла к телефону с мыльными руками. Она услышала чужой, спокойный голос:

— Малышка, это я.