Извилистые тропы

Герцог Леннокс больше не появится в нашей истории, а вот Бекингем, хоть он недавно и приобрел себе новую резиденцию близ Уайтхолла, решил поселить в Йорк-Хаусе кого-то из своих приближенных. Его выбор пал на сэра Лайонела Крэнфилда, который был недавно назначен лордом-казначеем. И Фрэнсис скоро понял, что свободу приезжать в Лондон, когда ему захочется, он может получить только ценой отказа от своего родового гнезда, дома, где он появился на свет. Отказаться от Йорк-Хауса, иначе вечная ссылка в Хартфордшире. Какие только тонкие дипломатические ходы не предпринимали Тоби Мэтью, лорд Дигби и сэр Эдвард Сэквилл, чтобы повлиять на фаворита, но все впустую. Бекингем стоял на своем как скала. Его власть и влияние на его величество и принца Уэльского были сейчас так велики, что воспротивиться его желаниям значило навлечь на себя погибель. В конце концов Фрэнсис согласился отдать Бекингему Горэмбери и все свои владения в Хартфордшире, лишь бы только сохранить Йорк-Хаус. Но фавориту не нужен был Горэмбери. Ему был нужен Йорк-Хаус для лорда-казначея…

Дело тянулось, прошел февраль, наступил март; сэр Эдвард Сэквилл выступал в роли главного посредника, убеждая Фрэнсиса Бэкона смириться и расстаться с Йорк-Хаусом в обмен на обретение свободы. Другого пути вернуться из ссылки не было. Лорд Фолкленд предложил Фрэнсису свой собственный дом в Хайгейте, и сэр Эдвард Сэквилл счел это хорошей альтернативой.

«Милорд Фолкленд уже показал Вам Лондон из Хайгейта, — писал он Фрэнсису, — и если Вы откажетесь от Йорк-Хауса, то город Ваш, самые тяжкие Ваши оковы спадут и Вы сможете наслаждаться живительным воздухом столицы…» Но Фрэнсису так же мало хотелось жить в Хайгейте, как Бекингему в Горэмбери. И все же в середине марта он смирился с неизбежным. Лорд-казначей получит Йорк-Хаус, если он «освободит мое бедное имение от уплаты долгов… я смиренно прошу Вашу светлость решить этот вопрос без промедления, ибо в моем возрасте, при моем здоровье и учитывая превратности моей судьбы, время для меня бесценно… Что до выплаты моих долгов, что теперь стало моей главной заботой, то я более не буду докучать Вашей светлости, хотя и не обращаюсь за помощью к королю; однако я предполагаю приехать на этой неделе в Чизик, где у меня теперь дом, и надеюсь повидаться с Вашей светлостью, соберу в Вашем саду фиалки и поднесу их Вам, мне это доставит большое удовольствие».

Возможно, выплачивать долги Фрэнсису помогала продажа «Истории короля Генриха VII», которая была напечатана в конце марта и которую продавали по шесть шиллингов за экземпляр; однако для освобождения от уплаты долгов ему придется ждать, пока лорд-казначей переедет в Йорк-Хаус. Что касается дома в Чизике, то Томас Мьютиз писал: «Миледи посмотрела дом в Чизике и сказала, что постарается полюбить его». Это было очень великодушно с ее стороны, вот только: «Она переедет в него, когда Ваша светлость уже будете там жить, а не прежде Вас, и потому Вашей светлости хорошо бы поторопиться, ибо высокопоставленным господам не терпится получить Йорк-Хаус».

Его светлость виконт Сент-Олбанс решил не выезжать из Горэмбери, пока указ об отмене его ссылки и о предоставлении ему полной свободы передвижения не будет подписан и официально утвержден и он не станет снова свободным человеком. Двадцать седьмого марта он сказал Тоби Мэтью: «Я предполагаю быть в Чизике в субботу, если на то будет Божья воля, или в понедельник, потому что эта погода невыносима для человека, который почти не выходит из дому… Если по Вашем возвращении ко двору, чему я несказанно рад, у Вас с маркизом зайдет речь обо мне, прошу Вас, постарайтесь расположить его ко мне, как Вы прекрасно умеете, и объясните ему, как верна и горяча моя любовь к нему. Что до Йорк-Хауса, я всегда желал, чтобы резиденция перешла к его светлости прямым ли путем, или окольным, уж как это будет благоугодно его светлости».

Итак, он переехал в Чизик, но сначала разослал экземпляры «Истории короля Генриха VII» всем своим друзьям, а также высокопоставленным лицам, среди которых была и дочь короля, бывшая королева Богемии, которой он написал: «Когда-то у меня было доброе имя и не было досуга; сейчас я потерял доброе имя, но досуга у меня довольно… Однако я не желаю растратить ни одной минуты этого досуга впустую и дать времени утечь сквозь пальцы, я сделаю мою частную жизнь плодотворной… Если бы король Генрих Седьмой вдруг воскрес сейчас, я от души надеюсь, он не разгневался бы на меня за то, что я ему не льстил, напротив, он был бы доволен, что я описал его красками, которые не поблекнут и которым будут верить».

Королева прислала в ответ теплое письмо: «Милорд, я очень благодарна Вам за Ваше послание и за книгу, она самая лучшая из всех, что я читала в этом жанре… и мне очень грустно, что я не могу высказать Вам свою признательность за этот подарок и за многие другие, что я получала от Вас, иначе как письмом; и хотя Ваше положение изменилось, о чем я глубоко скорблю, поверьте, что я никогда не изменюсь по отношению к Вам и навсегда останусь Вашим истинно любящим другом».