Извилистые тропы

«Его величество король Англии обладает сейчас большей властью, чем кто бы то ни было из его предшественников… Ирландия приведена в состояние совершенной покорности и никогда раньше не приносила столько доходов государству… Объединение с Шотландией отдало в наше владение весь остров, который является надежнейшим оплотом и обеспечивает все преимущества силы, которую искусство может соединить с природой; что и позволяет нам в одно и то же время предпринимать любые действия за рубежом и отражать нападения на нашу страну, не подвергаясь большой опасности и не неся слишком больших расходов…

Что же касается Его Величества короля Испании, то хоть он и считается самым могущественным монархом христианского мира, но корни его могущества слишком слабы для такой кроны… Испания пролила больше крови, чем любая другая страна христианского мира, такую уж она проводит политику. Возьмите ее соглашения с другими странами, переговоры, которые ее министры ведут за рубежом. Вы увидите, что там каждое слово ложь, каждый пункт грозит кровопролитием… И при этом Его Испанское Величество посягает на роль владыки всего христианского мира… Разве кто-нибудь еще когда-нибудь так жаждал нашей крови, как Испания? И разве кто-нибудь еще так много ее пролил? Кто еще был так долго нашим врагом? Кто еще совратил католической ересью так много наших граждан?»

Современного читателя особенно поразит то, что Фрэнсис Бэкон выступил здесь в оперении «ястреба», если выражаться языком сегодняшнего дня. Ведь в своем памфлете он предлагал не более и не менее, как завоевание для Великобритании обеих Индий, даже рискуя вступить в войну с Испанией, — если, конечно, у испанского короля найдется довольно средств для подобного противостояния на море.

Король Великобритании, напротив, был «голубем». Он вообще не желал воевать. Роль миротворца была ему больше по душе. Поэтому он пока не стал вникать в планы лорда-канцлера, рожденные, как естественно предположить, горькими сожалениями по поводу казни Рэли; впрочем, скоро происходящие в стране события целиком поглотили внимание и короля, и всех верноподданных англичан.

Утром 21 марта умерла в Хэмптон-Корте королева, болевшая уже несколько месяцев. Принц Уэльский был с ней у ее постели. Король в это время находился в Ньюмаркете, у него случился приступ «каменной болезни», да такой сильный, что доктора опасались за его жизнь и не позволили ему ехать в Хэмптон-Корт.

По случайному совпадению лорд-канцлер слег с приступом той же самой болезни, причем приступ оказался гораздо более серьезным, чем показалось сначала. Позднее он писал об этом Тоби Мэтью: «Когда сначала моего господина, а потом и меня поразил тяжкий недуг, которым нельзя было пренебречь, я получил от него такие уверения и доказательства его любви и благоволения ко мне, каких не получал никогда раньше». Какая досада, что эти послания страждущего монарха к его в равной степени страждущему подданному не сохранились.

Тело королевы перевезли в Денмарк-Хаус на Стрэнде для торжественного прощания, и там она пролежала больше двух месяцев: по слухам, в казне не было денег на похороны. Лондонская толпа, ожидавшая привычного пышного зрелища, начала волноваться. Развлечения были запрещены, все театры закрыты, и это по странной случайности совпало со смертью самого знаменитого и всеми горячо любимого лондонского актера и владельца театра Ричарда Бербеджа.