Читаем Извини, меня ждут… полностью

Я высвободилась и убежала, не закрыв за собой дверь. Он вышел на лестничную площадку и позвал меня, но я не хотела больше ничего слышать и заткнула уши. Я помчалась к Алисе и Седрику, чтобы все рассказать. В тот период я чувствовала себя такой одинокой без него, считала, что он меня предал, и одновременно страшно по нему тосковала. А потом мы, не сговариваясь, стали все реже упоминать его имя. Жизнь пошла своим чередом. Однако никто его не забыл. Просто Марк стал для нас запретной темой. Я срочно переводила разговор в тех редких случаях, когда кто-то произносил его имя.

И вот в этот вечер, благодаря случаю и дождю, наши пути снова пересеклись. Марк сидел передо мной и пытался оправдаться.

– Ну и?.. Как там твои странствия? – в конце концов спросила я, чтобы прервать поток своих воспоминаний.

Я узнала, что он провел год в Канаде, где ему было очень плохо: мучило одиночество, не удавалось ни с кем сблизиться. Неспособность взять себя в руки не испарилась чудесным образом, когда он очутился на другом континенте. Деньги, с которыми он уехал, таяли, как снег на солнце. Он пересек страну с востока на запад на поезде, обеспечивая минимальные жизненные потребности разовой работой, за которую ему платили наличными. Он выучил английский – эта новость вызвала у меня улыбку – и заодно приобрел умение выкручиваться самостоятельно. Год, прожитый в одиночестве, стал своего рода пинком под зад, который был ему необходим: он повзрослел, «это было эффективнее, чем служба в армии», – объяснил он. В Ванкувере он встретил некую Жюльетту, которая не только пролила бальзам на его измученное сердце, но и увлекла в путешествие по французским заморским территориям. Так начались вечные каникулы, которые не прерывались, даже когда он мыл посуду, чтобы заработать несколько евро. Они с Жюльеттой постоянно переезжали из города в город, рассказывал он, и им не грозили ни рутина, ни монотонная жизнь. Каждая минута могла стать началом нового приключения. А потом, шатаясь однажды по городу, он наткнулся на мебельный базар, где и провел всю вторую половину дня. И хотя этнический стиль его не привлекал, он не скучал, болтал со столярами, с обивщиками, со всеми мастерами подряд. Там, на базаре, он очутился в своей стихии и понял, что у него неплохие знания в данной сфере. Несколько дней он не мог не думать об этой истории, и в конце концов ему пришлось признаться себе в истоках этого наваждения: Абуэло передал ему свою страсть, он тоже стал охотником за сокровищами. Наконец-то он знает, чем хочет заниматься в жизни: он будет антикваром, будет работать вместе с дедом. Пробил час возвращения в родные пенаты.

– Когда это было?

Он помолчал, поскреб в затылке и глубоко вздохнул.

– Пять лет назад, – ответил он, избегая моего взгляда.

– Пять лет! И тебе не захотелось связаться с нами?! – заорала я.

Но это же невозможно! Он столько прожил совсем рядом и пальцем не пошевелил, чтобы с нами встретиться. Зачем я теряю с ним время? У меня есть другие дела, а я сижу и слушаю галиматью задержавшегося в развитии подростка! Что за бред! Какое еще лживое оправдание он придумает?

– Тебе известно, что за десять лет успели изобрести гениальную штуку? Социальные сети называется, – иронизировала я. – Адриан даже отыскал приятелей по детскому саду!

– Это не мое…

– Не твое?! – возмутилась я. – Ты что, издеваешься, Марк?! Когда хочешь, можешь! На самом деле, я думаю, ты просто не хотел… Я даже сомневаюсь, что мы вообще для тебя что-то значили!

– Не смей так говорить! Без вас я пережил ад…

– Твой ад – чепуха по сравнению с нашим! – рявкнула я. – Ты нас предал, Марк. По твоей милости мы все очутились в заднице: Адриан на несколько месяцев утратил способность шутить, Седрик завалил из-за тебя выпускной экзамен, мы перестали ходить в «Эль Паис», потому что пару раз попробовали и выяснили, что не можем не плакать! Достаточно или тебе нужны еще подробности?

У него на глазах выступили слезы, он обхватил голову руками. В другой ситуации и не разозлись я так, возможно, меня бы это тронуло. Но сейчас у меня было единственное желание: высказать ему все.

– А теперь отвечай! Как ты мог за все пять лет в Париже не попытаться разузнать, что с нами стало?

Он выдержал мой взгляд, глаза у него снова были сухими.

– Все это сложно… У меня уже так давно была другая жизнь, не имеющая ничего общего с вами. Я предпочел сохранить свои воспоминания, а не встречаться лицом к лицу. Представь себе, что было бы, если бы я вас нашел? Я бы свалился как снег на голову… Мы потеряли друг друга из виду, Яэль… У всех была собственная жизнь, и у меня в первую очередь… Я вернулся не один, Жюльетта приехала со мной, мы поженились перед самым возвращением в Париж.

– Ты женат!

Этого я совсем не ожидала. Не знаю почему, я еще больше разозлилась, если такое было возможно. Он смотрел в окно, дотрагиваясь до безымянного пальца левой руки, где сохранился след от обручального кольца.

– Теперь уже ненадолго, – вздохнул он. – Жду, когда назначат дату развода.

– У тебя, наверное, были неправильные свидетели, – ухмыльнулась я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза