Извинюсь. Не расстреляют (сборник)

Сержант Ефимов спал на диване, обтянутом дерматином. Проснулся он от стука.

Ефимов сел, зевнул. Поглядел на дверь.

Постучали настойчивее.

– Иду! – крикнул Ефимов. Отодвинул защелку.

В дверях стоял наголо остриженный Мишка. Без волос он сильно помолодел и выглядел тринадцатилетним подростком.

– Подъем! – скомандовал Мишка. – Пошли!

– А который час? – спросил Ефимов.

– Самое время, – строго сказал Мишка. – Пока нет никого. – Он направился в угол и взял метлу.

Ефимов посмотрел на часы и заканючил:

– Пять часов всего. Еще час спокойно поспать можно.

– Нечего, – отрезал Мишка. – Тут не санаторий.

Вышли. Милиционер запер милицию.

– И чего прячешься? – недовольно сказал он. – Все равно все знают.

Солнце только что вышло на работу. Было тихо. Пустой базар, деревянные ряды и даже запыленные огрызки арбуза – все было красиво.

Мишка подметал, вздымая пыль. А Ефимов сидел на пустом ящике и руководил:

– Да ты не маши, как косой. Только пыль поднимаешь. А грязь остается.

Мишка не обращал внимания.

– Слышь? Ты метлу покрепче прижимай. Понял?

– Не понял. – Мишка остановился.

Ефимов подошел, взял у Мишки метлу, стал показывать. Мишка отошел, сел на ящик. Закурил.

– Понял? – Милиционер обернулся.

– Нет. Не понял.

– Нажал – и плавный мах. Нажал – и плавный мах. – Ефимов мел.

– Здорово у тебя получается, – одобрил Мишка.

– Это меня мать с детства приучила, – похвалился Ефимов.

– Миша! – тихо раздалось за спиной.

Мишка оглянулся.

На другой стороне базара стояла Танька Канарейкина. Платье на ней было разорвано, будто ее рвали сорок собак. На голове повязана косынка по самые брови, как у Маланьи.

– Я с поезда соскочила, – объяснила Танька свой вид.

– А я – во! – Мишка приподнял кепку и показал Таньке свою бритую голову. В порядке упрека.

– И я – во! – Танька стащила с головы косынку и показала Мишке свои волосы. Они были выстрижены ножницами, выхвачены в разных местах как попало.

– Ой… – У Мишки вытянулось лицо. – Ты чего это наделала? На кого ж ты стала похожа?

– На тебя.

Они стояли и не отрываясь смотрели друг на друга. Обманутый неподвижностью воробей подлетел к Таньке и сел на ее плечо.

Сержант Ефимов правильно оценил ситуацию, положил метлу и отправился досыпать.

Говорят, что молодость – самое смутное время. В молодости не понимаешь: зачем пришел на этот свет? Зачем живешь?

Этого не понимаешь и потом. Только догадываешься…

Один из нас

Во ВГИКе существовал термин «выйти в производство». Это значило: написать сценарий, который примет киностудия. К нему найдется режиссер и снимет кино. Если идти дальше и фильм окажется удачей, то его пошлют на кинофестиваль, он получит приз. А если еще дальше – представят на «Оскара». И фильм окажется удостоенным самой высокой международной оценки. Но это слишком далеко. Мне хотелось самого простого: выйти в производство. И даже это казалось недостижимым.