Пока ты, Эдди, дрых, она подползла к тебе. Это, само собою, был голос стрелка. Сейчас, конечно, уже бесполезно тебе говорить, что я тебя предупреждал, но все же… Я тебя предупреждал. Вот до чего довела вся романтика — петля на шее и сумасшедшая тетка с двумя револьверами у тебя за спиной.
Но если б она собиралась меня убить, она бы давно уже это сделала. Она бы кончала меня, пока я спал.
А ты как думаешь, Эдди, что она собирается делать? Вручить тебе бесплатный билет на двоих в Диснейленд?
— Послушай, — выдавил он. — Одетта…
Не успел он даже договорит, как петля затянулась снова.
— Не смей так меня называть. Если еще раз ты так меня обзовешь, так ты больше вообще никогда никого уже не обзовешь в своей жизни. Меня зовут Детта Уокер, и если ты хочешь еще маленечко подышать, белое ты дерьмо, то лучше это тебе запомнить!
Эдди хрипел и пытался ослабить петлю. Подобно зловещим цветам, черные пятна пустоты раскрылись у него перед глазами.
Наконец давящая петля на горле немного ослабла.
— Усек, беложопый?
— Да, — хрипло выдавил он.
— Тогда скажи. Как мое имя?
— Детта.
— Назови полное имя! — В ее голосе прозвучали опасные истерические нотки, и Эдди обрадовался про себя, что он не видит ее.
— Детта Уокер.
— Хорошо. — Петля ослабла еще немного. — А теперь слушай меня, белый коржик, и слушай внимательно, если хочешь дожить до заката. И не пытайся меня нагребать, я же видела, как ты за стволом своим шарил, который я с тебя сняла, пока ты дрых. Детту лучше не выводить из себя. Детта все видит. Ты еще только подумал, а я уже наперед все знаю, усек? И даже не думай со мной выделываться в расчете на то, что у меня нету ног. Я много чему научилась, когда их лишилась, и теперь я у меня два револьвера. Были ваши, белые мудаки, стали наши. И они еще кое на что годятся. Что скажешь?
— Да, — прохрипел Эдди. — Я и не собирался выделываться.
— Вот и славненько. — Детта хихикнула. — Пока ты храпел, мне пришлось здорово потрудиться. Но зато все провернула как надо. сделай, лапочка, для меня одну вещь: протяни свои белые ручки назад и попробуй нащупать еще петлю, точно такую же, как у тебя на шее. Их тут у меня всего три. Пока ты дрых, я подзанялась плетением. Лежебока!
— Она снова хихикнула. — Когда нащупаешь эту петлю, сложи свои белые ручки и сунь их туда. Потом ты почувствуешь, как я затягиваю тот узел, и еще можешь подумать: «Самое время сейчас повернуться к этой черномазой суке. Сейчас, когда она занята этой петлей и не смотрит за той». Подумать ты можешь, конечно, но… — тут Детта понизила голос, отчего ее речь, и без того как у чернокожих на карикатурах, стала уже по-настоящему зловещей, — …лучше тебе все-таки оглянуться, прежде чем тебя потянет на резкие движения.
Эдди оглянулся. Теперь Детта еще больше походила на ведьму — грязное, потрепанное существо, один вид которого мог бы испугать и самого отчаянного храбреца. Платье, в котором она была, когда Роланд «выцепил» ее из «Мейси», превратилось в лохмотья. Ножом стрелка, который она взяла из его сумки — тем самым ножом, которым Роланд срезал клейкую ленту — она прорезала две дыры над самыми бедрами, и получились две импровизированные кобуры, откуда торчали рукояти револьверов.
Голос ее звучал невнятно и глухо потому, что в зубах она держала веревку. С одного угла рта, растянутого в ухмылке, свисал короткий конец веревки, с другого — та часть веревки, что вела к петле на шее у Эдди. Во всем этом образе — ухмылка и веревка во рту — было что-то хищное и дикарское. Эдди в ужасе уставился на нее, а ухмылка ее стала лишь шире.
— Не вздумай только мне дергаться, пока я тут разбираюсь с твоими руками, — предупредила она. — У меня, беложопый, зубы что надо, я тебе эту петельку так затяну, что ты уже не отдышишься. Понял?
Он уже не решался заговорить, а только молча кивнул.
— Хорошо. Тогда, может, ты проживешь чуть подольше.
— Если меня не станет, — прохрипел Эдди, — ты, Детта, уже навсегда лишишься этого удовольствия — поворовать в «Мейси». Потому что он все узнает, и ты тоже тогда не жилец.
— Заткнись, — едва ли не промурлыкала Детта. — Просто заткнись и все. Кто умеет, пусть умничает. А ты давай суй свои ручки в петлю.
Пока ты дрых, я тут подзанялась плетением, — сказала она, и Эдди теперь убедился с отвращением и нарастающею тревогой, что она именно этим и занималась. Из веревки Детта соорудила цепь из трех скользящих петель. Первую петлю она надела ему на шею, пока он спал. Второю стянула ему руки за спиной. потом грубо перевернула его на бок и велев ему подтянуть ноги пятками к ягодицам. Эдди понял, к чему идет дело, и заартачился. Она достала револьвер из прорехи в платье и, взведя курок, приставило дуло ему к виску.
— Делай, как сказано, беложопый. Давай, иначе я тоже как дам, — опять едва ли не промурлыкала Детта. — Только если я дам, ты тогда отдашь концы, когда мозги твои вылетят с той стороны. Я их присыплю песочком, а дырку в башке у тебя прикрою волосами. И он подумает, что ты просто спишь! — Она снова расхохоталась.
Эдди подтянул ноги, и она быстро закрепило третью петлю у него на лодыжках.