Так прошло несколько дней. Про то, что надо возвращаться в свой век, Олег вроде бы уже забыл окончательно. Во всяком случае, даже не заикается об этом. А я и не напоминаю. Честно говоря, привязался я к нему уже как к родному брату — ведь ни братьев, ни друзей у меня раньше никогда не было. Да и пользу обществу он приносит огромную, потому что работает, что называется, без брака. Если у меня из десяти «случаев», в среднем, в двух-трех осечка бывает по каким-то причинам — то после него у «телок» «светофор» неизменно только красным загорается…
Но в один прекрасный день — а вернее, вечер — возвращаясь домой с работы, встречаю я в подъезде мою соседку Рину. В слезах. Сначала я подумал, что с ее сынишкой что-то стряслось, а оказалось — друг мой Олег расстроил ее. Даже можно сказать, смертельно обидел ее. Подкараулил ее на улице, слово за словом, и…
— И что? — допытываюсь я у нее. — Случиться с тобой хотел, что ли?
— Если бы! — всхлипывает она. — Извращенец он, твой Олег!.. Сказал, что жить без меня не может, что никто, кроме меня, ему не нужен, что… что любит он только меня!..
— Не может быть! — еле выдавил я. — Так и сказал?!..
— Ну да, — подтверждает Рина, а сама всё слезы льет. — А потом… потом… нет, я даже это не могу произнести вслух!.. Поцеловал он меня в губы, представляешь? Как я убежала от него — сама не знаю!.. Позор-то какой! На всю жизнь теперь пятно!..
Я еще долго простоял, чтобы прийти в себя. Потом кое-как успокоил несчастную женщину, а сам схватил первый попавшийся скутер — и на всех парах помчался к Олегу…
Он забаррикадировался на очередной «конспиративной» квартире и на звонки не отзывается. У дверей ошивались жаждущие «телки», но я их так шуганул оттуда, что они все свои высокие каблуки о лестницу поломали. Хорошо, у меня свой ключ от той квартиры был, так что удалось мне проникнуть внутрь. А там дым коромыслом, турбозвук орет на полную громкость, пустые бутылки разных размеров на полу валяются, а Олег сидит на полу в ванной, тупо уставившись в одну точку, весь не в себе.
Вижу — не столько пьян он, сколько плохо ему, аж всё нутро у него корежится.
— Олег, — сказал я. — Ты что же делаешь, а? Ты зачем к Рине со всякими непристойностями приставал?
Посмотрел он на меня как бы сквозь туман и продолжает молчать. Как говорится, у нас, «семёнов»: ни реакции, ни эрекции…
Выключил я аппаратуру, окна настежь распахнул, чтобы квартира проветривалась, а потом подхожу к своему приятелю, беру его неторопливо за грудки и приподнимаю с пола.
— Послушай, — говорю я. — Ты эти свои штучки… насчет любви и поцелуев брось! Это тебе не в двадцатом веке!.. Да ты знаешь, что у нас это величайшим извращением считается?! Одно только слово это — «любовь» — и то неприлично на людях произносить!.. Ты же сам потом стыда не оберешься, когда все тебя презирать будут!
И тут он тоже не выдержал. Побледнел, как бумага, и кричит:
— Неприлично?! Любить — неприлично?!.. А…ться, — (тут он снова вставил какое-то давно забытое словцо, видимо, имеющее такое же значение, как и «случаться»), — у всех на виду, по-твоему, прилично?! А превратить самое светлое человеческое чувство в обязанность — прилично? А опуститься до скотского состояния и относиться к женщинам, как к самкам, — это вы считаете приличным?..
— Не кричи, — перебил его я. — Лучше послушай, что я тебе скажу. Ты меряешь нас по своей, давным-давно устаревшей мерке. Потому что вы там, в своем веке, никогда не сталкивались с такой угрозой исчезновения с лица земли!.. Ты что, думаешь, мы по своей развращенности пошли на полигамные сексуальные связи? Мы вынуждены были сделать, пойми, Олег! Иначе мы бы давно уже вымерли, как… какие-нибудь редкие животные, и некому было бы даже занести нас в пресловутую Красную Книгу!.. Ты, наверное, считаешь нас моральными уродами, да? Но ведь мораль определяется самими людьми с учетом условий внешней среды!..
Но он меня почти не слушал и всё кричал, что мы вернулись к первобытному стаду, что в будущем мы все равно выродимся, потому что якобы сама природа не потерпит хаоса в интимных связях и, рано или поздно, нанесет по нашим генам такой удар, от которого мы уже не оправимся…
— Ты посмотри сам, — помнится, говорил он. — У вас же больше нет никаких интересов — только бы… — Он опять употребил какой-то архаичный глагол. Куда ни взглянешь — всюду сплошной Содом и Гоморра!.. По-моему, вы даже рады, что вас обстоятельства к этому подтолкнули, иначе вам просто нечем было бы заняться!.. Что у вас ни спросишь — всё было сделано до вас! «Это наши предки в двадцать первом веке искусственный белок открыли!»… «Это еще в прошлом веке антигравитацию стали применять!»… «Это давным-давно хороший климат установили»… А вы-то сами — что вы сделали? Пользуясь плодами труда предыдущих поколений, зажрались — вот и решили разврат узаконить!..
Тут я чуть не ударил его. Хорошо, что он вовремя замолчал.