Извращенная Гордость (ЛП)

Ее слова настойчиво стучали у меня в затылке. И черт, я знал, что она права. Отнять у Серафины то, что я хотел, было бы не победой. В этом не было ничего сложного. Она была слабее, и находилась в моей власти. Я мог бы заполучить ее к утру и покончить с этим, но это было бы похоже на гребаное поражение. Это было не то, чего я хотел. Отнюдь нет. Я никогда не соглашался на утешительный приз. Я не хотел меньше того, чего она дала бы Данило. Я хотел большего. Я хотел от нее всего.

Я со стуком поставил стакан на стойку и повернулся к ближайшей шлюхе.

— В моем кабинете. Сейчас.

Она кивнула и убежала. Я последовал за ней, уже с мучительной болью. Чертовски отчаянный с тех пор, как я увидел Серафину в нижнем белье. Чертовски отчаянный, чтобы похоронить себя в ее киске и вырвать из неё невинность. Я всегда получал то, чего хотел. Я ничего не ждал. Но если я хочу окончательного триумфа, мне придется приложить все свои силы в терпении, и это будет самым большим испытанием в моей жизни.

Шлюха взгромоздилась на мой стол, но встала, когда я вошел. Я расстегнул молнию на брюках и спустил трусы. Она знала свой намек. Мы трахались и раньше. Я часто выбирал ее.

Она опустилась на колени, когда я запустил руку в ее рыжие волосы и начал трахать ее рот. Она взяла меня целиком, когда я вонзился в нее, ударив сзади по горлу, вызывая рвотный позыв, но на этот раз это не помогло утолить жгучий голод в моих венах.

Я хмуро посмотрел ей в лицо, пытаясь представить, что это Серафина, но шлюха смотрела на меня с этой гребаной покорностью, с этим отвратительным почтением. Ни гордости, ни чести. У них у всех был выбор, и они выбрали легкий путь, а не тяжелый и болезненный. Они никогда не поймут, что ничего нельзя получить без боли. Слабости. Отвращения.

Я сильнее сжал ее волосы, заставляя ее вздрогнуть, когда я кончил ей в горло. Отступив назад, мой сочащийся член выскользнул из ее рта. Она посмотрела на меня, облизывая губы, как будто я сделал ей гребаный подарок. Мои пальцы чесались схватить нож и перерезать ей горло, избавить ее от жалкого существования. Она опустила глаза.

— Вставай, — прорычал я, теряя терпение. Она поднялась на ноги.

— Рабочий стол.

Она повернулась и наклонилась над столом, выставив свою задницу, затем потянулась назад и задрала юбку, открывая свою голую задницу. Она раздвинула ноги и оперлась о стол. Никакой гордости. Никакой чести.

Я встал позади нее, дроча свой член, но я уже снова становился твердым. Я потянулся за презервативом, разорвал его зубами и раскатал по члену. Сплюнув в ладонь, я смазал свой член, затем прижался к ее заднице и начал толкаться в нее. Костяшки пальцев шлюхи побелели от ее хватки на столе.

Когда я погрузился по самые яйца в ее задницу, я наклонился вперед, пока моя грудь не оказалась на одном уровне с ее спиной, и впервые она напряглась. Я никогда не был так близко к ней. Я приблизил свой рот к ее уху, когда мои пальцы сжали ее бедра.

— Скажи мне, Иден, — хрипло прошептал я.

Она затаила дыхание, услышав свое имя. Я никогда раньше не произносил ее имя. Они думали, что я не знаю их имен, но я знал каждого ублюдка, который у меня был, солдата и шлюху.

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы послать меня к черту?

— Конечно, нет, хо …

— Как ты хотела меня называть? Хозяин? — я врезался в нее один раз, заставив задохнуться. — Скажи мне, Иден, я твой гребаный хозяин? — она колебалась. Она даже не знала, как ответить на этот вопрос, и это взбесило меня. — Я не твой гребаный хозяин, — прорычал я.

— Да, — быстро согласилась она.

Я повернул ее лицо так, чтобы она посмотрела мне в глаза.

— Есть ли у тебя хоть капля чести в этом изношенном теле? — мягко спросил я.

Она заморгала. Мой рот скривился в рычании.

— Нет. Ни одной чертовой унции. — я схватил ее за шею и начал входить в нее. Она поморщилась, и это вывело меня из себя. Все-таки врезавшись в нее, я пробормотал в ее ухо, — Ты когда-нибудь задумывалась, где Динара? — она напряглась подо мной, но я не сдался. — Ты вообще о ней думала?

Она всхлипнула. Она не имела права плакать, не имела права, потому что плакала не из-за дочери, а только из-за себя. Гребаный позор матери.

— Ты когда-нибудь задумывалась, делаю ли я с твоей маленькой девочкой то, что делаю с тобой сейчас?

Она ничего не ответила. Я выпрямился и продолжал трахать ее, пока, наконец, не кончил. Я отступил назад, бросил презерватив на пол и вытерся полотенцем, которое держал под рукой, прежде чем натянуть трусы и брюки.

Она повернулась, тушь размазалась у нее под глазами, и я бросил в нее полотенце.

— Очисти себя. И избавься от гребаного презерватива. Моя сперма капает на пол.

Она подняла с пола полотенце и сначала вытерла пол, а потом протерлась сама. Грязная шлюха.

— Убирайся с глаз моих, пока я тебя не убил, — сказал я.

Она пронеслась мимо меня, открыла дверь и чуть не столкнулась с Савио, который с отвращением отступил назад. Он поднял бровь, когда вошел.

— Ты все еще трахаешь эту сучку? Почему бы тебе просто не убить ее, как она заслуживает?

— Она не заслуживает смерти. Было бы слишком любезно убить ее.