Матрона заметно бледнеет, ее руки опускаются с плеч сына. В комнате воцаряется тишина, никто не двигается с места. Ни для кого не секрет, что конфликт между Живодером и Велесом начался с Матроны. И во многом именно она распорядилась судьбой Петра. Не сомневаюсь, что он на нее за это обижен. И он явно считает ее ответственной, хотя бы в малой степени, за смерть одного из своих ближайших людей — человека, которого он считал братом.
Поколебавшись, Матрона прекращает противостояние, возвращаясь в свое кресло, и мы все усаживаемся в него для долгого и мучительного тактического совещания.
— Итак, давайте обсудим, как нам теперь выбираться из этого дерьма? — Предлагает Петр.
11
МЭЛ
— Мэл, ты не видела мою… — Энни останавливается в дверях с ошеломленным выражением лица. — Что ты делаешь?
— Я уезжаю, — категорично заявляю я, складывая одежду и запихивая ее в сумку.
— Ты не можешь уйти сейчас, — настаивает она, забыв о своем вопросе, когда входит в мою комнату. — Ты слышала Глеба. Это слишком опасно. — Энни захлопывает сумку, заставляя меня приостановить сбор вещей.
— Ты не можешь меня остановить, — огрызаюсь я, проходя мимо нее и продолжая собирать вещи.
Я знаю, что мой гнев неуместен, и вижу это по страху и обиде, промелькнувшим на ее лице. Энни была очень добра ко мне. Она просто пытается показать, что я ей небезразлична. Но после утренней ссоры с Глебом я слишком обороняюсь и слишком зажата, чтобы быть разумной.
— Почему, Мэл? Здесь мы в безопасности. К тому же, куда еще ты можешь пойти? — Тоненький голосок Энни и дрожащий подбородок пробуждают в моей груди чувство вины.
— Я не знаю, — признаюсь я. — Куда-нибудь подальше. Я разберусь с этим по ходу дела, но я не могу остаться здесь.
— Почему? — Спрашивает она, опускаясь на кровать и хватая меня за руки, чтобы притянуть к себе.
Вздохнув, я опускаю голову, глядя на наши сцепленные руки.
— Потому что я вижу предупреждающие знаки, Энни. Мне пора уходить, пока не стало слишком поздно.
— Какие предупреждающие знаки? Слишком поздно для чего? Ты говоришь загадками, Мэл. Не могла бы ты уделить мне минутку и поговорить со мной?
— Я имею в виду знаки о Глебе. Я думала, что он может быть другим, но он такой же, как и все остальные.
— Между вами что-то произошло? — Спрашивает она, слегка побледнев, когда ее карие глаза расширяются.
— Да, — бормочу я, развязывая узел, который душит меня с тех пор, как Глеб ушел сегодня утром.
— Но он всегда был так осторожен с тобой — со всеми нами. Я не могу поверить, что он мог… Он причинил тебе боль? — От волнения ее голос поднимается на октаву, и я бросаю взгляд в сторону двери, надеясь, что это не привлечет внимания других девушек.
— Нет. Конечно, нет. Он… мы… — Я тяжело сглатываю, пытаясь найти свой голос. — Мы переспали прошлой ночью.
— Но, Мэл, это же потрясающе! — Вздыхает Энни. — Я знала, что у него есть к тебе чувства, и думала, что ты никогда не захочешь впустить его, хотя я вижу, как ты… смотришь… на… него… — Ее волнение угасает, голос срывается, когда она, кажется, понимает, что слишком рано увлеклась, воображая меня и Глеба. — Но ты уходишь, потому что не хочешь быть с ним?
— В том-то и дело, Энни. Я хочу быть с ним. Я хочу быть с ним так сильно, что мне больно. Но чем больше я ему доверяю, тем легче ему контролировать меня. Я попадаю в ту же ловушку, что и всегда. Я продолжаю отдавать свою жизнь в руки властных мужчин, таких как мой отец и мой дядя. И каждый раз в итоге они используют меня в своих интересах. Они используют мою привязанность против меня. Если я позволю этому повториться с Глебом, однажды я проснусь и обнаружу себя в другой клетке, потому что я слишком боялась взять свою свободу, когда у меня был шанс. — Мой голос срывается, и я сжимаю губы, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу.
— О, Мэл. Глеб не такой, — уверяет меня Энни, ее карие глаза обеспокоены. — Он никогда не заставит тебя делать то, чего ты не хочешь.
— Ты не слышала его сегодня утром. Когда я сказала ему, что не могу оставаться в этом доме… — Я покачала головой. — Он не позволит мне уйти.
— Он просто пытается защитить тебя, — мягко настаивает она.
Усмехаясь, я убираю свои руки и встаю.
— С этого все и начинается, Энни.
Она милая девушка, и Энни пережила не одну долю ужасных событий, но она не знает уродливой правды о мире. Не то что я. Некоторым женщинам не нужно это знать. И ради нее я надеюсь, что она никогда этого не узнает. Но это не делает ее менее правдивой для меня.