— Почему ты не пришла ко мне утром? — Спрашивает он, отмахиваясь от моих слов, словно они его ничуть не касаются.
— Пожалуйста, Глеб. Они убьют тебя, если кто-нибудь тебя узнает. — Паника душит мое горло, но моя клаустрофобия отходит на второй план по сравнению со страхом за его безопасность. Я слышала, на что способны люди Когана Келли, и не смогла бы жить в ладу с собой, если бы они сделали это с Глебом. — Пожалуйста, уходи.
— Нет, пока ты не ответишь на мои вопросы, — рычит он, его глаза сверкают сталью.
Мой желудок вздрагивает от скрытого гнева. Я знала, что он разозлится на меня. Я надеялась, что он разозлится настолько, что уедет из города без меня. Но теперь он здесь, рискует жизнью, чтобы получить ответы, которые я не могу ему дать.
— Пожалуйста, Глеб, — шепчу я, бросая взгляд на дверь его комнаты, как будто кто-то может ворваться туда в любой момент. Они тщательно следят за этими комнатами, чтобы обеспечить нашу безопасность. Кто-нибудь обязательно его узнает.
— Почему, Мэл? — Он подходит к стеклу так, что наши лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга. Его голос глубок и спокоен, он призывает меня довериться ему, хотя в его зеленых глазах плещется невысказанная боль.
— Если я скажу тебе, ты уйдешь? — Спрашиваю я, отчаянно желая видеть его в безопасности.
— Как только ты ответишь на мои вопросы, — подтверждает он.
Облизывая пересохшие от боли губы, я набираюсь храбрости и киваю. Мне предстоит рассказать ему столько тяжелых истин. Я не уверена, что смогу, но, если это спасет ему жизнь, я должна попытаться.
— Я не встретилась с тобой, потому не была уверена, что скажу тебе нет, — бормочу я.
— "Нет" означающие, что ты не поедешь со мной в Нью-Йорк? — Настаивает он.
Я киваю, слезы застилают глаза, и я смотрю на свои ноги, прижимаясь лбом к прохладному стеклу, борясь с желанием заплакать.
— Почему бы и нет? — Хрипит он, в его безупречном голосе проскальзывают нотки эмоций.
Это заставляет меня поднять глаза, и боль и растерянность в его уверенном взгляде разрывают мне сердце.
— Потому что я боюсь оказаться под контролем мужчины. Это случалось слишком много раз — даже с тобой.
Глеб открывает рот, чтобы возразить, но тут же закрывает его, молча призывая меня продолжать.
— Именно поэтому я и сбежала. После того как ты сказал мне, что я не могу работать моделью, что у меня есть два варианта: остаться в доме с девочками или переехать обратно к Петру и Сильвии. — Я качаю головой, борясь с чувством удушья, которое подступает к горлу. — В моем сознании это был вовсе не выбор. Я не могла оставаться в этом доме. И я не хотела оставаться там и узнавать, кем ты можешь стать. Я не хотела смотреть, как ты превращаешься в одного из тех мужчин, которым я ошибочно доверяла в прошлом.
Глеб тяжело сглатывает, его глаза закрываются, заслоняя от меня единственное окно, через которое я могу наблюдать за его эмоциями. Сердце бешено колотится, и я прислоняюсь к стеклу, дыхание туманится о него, и я прошу его не отгораживаться от меня.
Он кивает, как будто услышал мои мысли. Но вместо того, чтобы открыть мне глаза, он поворачивается и идет через открытое пространство позади себя. Уходит от меня. Это как кинжал в сердце. И хотя я знаю, что ему нужно уйти, мне требуется вся моя выдержка, чтобы не позвать его обратно.
Он доходит до двери, но вместо того, чтобы выйти, разворачивается обратно. Его глаза хищны, а угловатые черты лица напоминают пантеру, когда он бесшумно ступает по полу. И хотя я знаю, что нас разделяет пуленепробиваемое стекло, мое сердце все равно нервно вздрагивает, запуская мой инстинкт бегства.
Глеб снова останавливается перед стеклом, и его глаза становятся пытливыми.
— Я сотни раз мысленно возвращался к тому дню. Я понял, что облажался почти сразу, как только сказал это, уже к тому моменту, как вышел за дверь. Мне следовало повернуться и закончить разговор прямо там и тогда. Я просто подумал…
Он судорожно сглатывает, в его глазах вспыхивает боль.
— Я думал, что у меня будет больше времени. Я вернулся той ночью, готовый быть благоразумным. Чтобы все обсудить. — Он качает головой, позволяя ей упасть вперед, упираясь кулаком и предплечьем в стекло. — Но тебя уже не было.
Мое сердце разрывается от его признания при мысли о том, что, возможно, я поторопилась, ушла, не дав ему шанса доказать, что он не такой, как другие мужчины, которые правили моей жизнью.
— Мне так жаль, Мэл, — прохрипел он, и его черты лица исказились от опустошенности, от которой у меня перехватило дыхание.
Я никогда не видела его таким откровенно эмоциональным. Это шокирующее воздействие, разрывающее меня на части и делающее меня слишком уязвимой.
— Не надо. Не делай этого, — умоляю я. И если за мгновение до этого я была благодарна за разделяющее нас стекло, то теперь я ненавижу то, что не могу до него дотронуться.
Наши глаза встречаются, и он как будто только сейчас понимает, что выдал свои истинные чувства.