Извращенная принцесса (ЛП)

Он поворачивается, чтобы посмотреть, как я ухожу, и всю дорогу ругает меня по-русски. Когда я огибаю угол "Жемчужины", то обнаруживаю, что мой черный Triumph Daytona стоит на обочине и ждет меня. Закинув ногу на байк, я устраиваю мотоцикл между бедер, поднимаю подножку и роюсь в кармане в поисках мобильного телефона.

На этот раз Саша отвечает с первого звонка.

— Ты мертв, или как? — Спрашивает он, в его тоне звучит сарказм.

— Или как, — мрачно отвечаю я.

— Значит, девушка с нами не поедет?

— Нет.

В трубке повисает долгое молчание, сухой юмор Саши не нуждается в словах, чтобы сказать: "Я же тебе говорил".

— Хочешь поговорить об этом? — Спрашивает он через некоторое время.

— Я бы предпочел убить кого-нибудь прямо сейчас, так что может, оставим это? Давай отправимся в путь.

— Хорошо. Встретимся на парковке у Фанфея. Ты знаешь это место. — Саша кладет трубку без подтверждения.

Запихнув телефон обратно в карман, я завожу мотор своего спортбайка и бросаю последний взгляд на темный переулок рядом с "Жемчужиной".

Я знаю, что она не придет.

Она сделала свой выбор.

Но это не делает боль более терпимой.

30

МЭЛ

На грани гипервентиляции я иду домой после смены. Ноги болят, платье с цветочным принтом кажется слишком откровенным, несмотря на надетый поверх него плащ. Любая темная тень, любое движение, и я жду, что Глеб протянет руку и схватит меня, притянет в свои объятия.

Но он этого не делает. И это пугает меня едва ли не больше, чем мрачная тишина заброшенных бостонских улиц.

Когда я дохожу до ступенек пансионата Киери, реальность моего положения начинает обретать реальность.

Отсутствие Глеба разрывает меня на части.

Его больше нет. Действительно ушел.

И я ненавижу то, как я с ним рассталась.

Я видела выражение его лица на мое предательство, складки поражения на его плечах, и я знаю, что он не простит меня. Не после всего, через что я заставила его пройти.

Сколько раз я отталкивала его? Сколько раз я говорила ему, что он мне не нужен?

Но правда так далека от этого.

Никогда в жизни я не была так напугана.

Теперь я в ловушке помолвки, от которой моя кровь превращается в лед. Я знаю, что моя жизнь станет не более чем позолоченной клеткой, если я действительно выйду замуж за Винсента Келли. За мужчину, который прорвался сквозь поверхностный покров безопасности в моей бостонской жизни. Ложная вера в то, что я могу быть счастлива и жить без мужчины, исчезла.

Но я не могла смотреть, как умирает Глеб. Это сломало бы меня. Уничтожило бы меня полностью.

Потому что, как бы мне ни хотелось думать, что я достаточно сильна, чтобы жить одной, правда в том, что у меня есть один мужчина, которого я не могу перешагнуть. Жить без него. Как бы далеко я ни убегала, я не могу избавиться от своих чувств к нему.

В тот момент я отдала бы все на свете, чтобы спасти жизнь Глеба. И до самой смерти я буду благодарить свои счастливые звезды за то, что Винни мне поверил. Это меньшее, что я могла сделать за все те разы, когда Глеб приходил мне на помощь.

Жаль только, что это не далось такой дорогой ценой.

Я была так близка к тому, чтобы прикоснуться к звездам, так близка к тому, чтобы поверить в то, что я действительно могу преследовать свои мечты, любить своего мужчину и обеспечивать свою дочь одновременно. Но этому не суждено было случиться. У таких девушек, как я, не бывает такого счастливого конца. Мы страдаем и боремся, пробиваем себе дорогу в жизни. И после того, как все наши раскаяния будут оплачены, мы надеемся, что наши дочери смогут найти более счастливую судьбу.

Сделав глубокий, укрепляющий вдох, я успокаиваю нервы, прежде чем вставить ключ в парадную дверь. Затем я проскальзываю внутрь так тихо, как только могу.

— Я забрала Габби наверх сегодня вечером.

— О! — Прижав ладонь к сердцу, я хватаюсь за ручку входной двери, когда мое тело полностью реагирует на голос Киери позади меня. И я медленно поворачиваюсь к ней лицом.

— Прости. Не хотела тебя напугать, — говорит она, ее лицо в тускло освещенном подъезде меняется от спокойного до обеспокоенного. — Ты в порядке?

— Да, да. Извини. Это было… — Я тяжело сглатываю. — Тяжелая ночь. Ты забрала Габби наверх?

— Да. — Киери пожимает плечами. — Она была очень тревожной и постоянно просыпалась от плохих снов, пугая остальных детей. Я дала ей стакан теплого молока и отнесла наверх около десяти. С тех пор я проверяла ее каждые двадцать минут, но, кажется, она успокоилась.

Волосы поднимаются на затылке, когда я задаюсь вопросом, когда именно все пошло не так в "Жемчужине" сегодня вечером. До полуночи. Это все, что я знаю наверняка.

— Спасибо, что сделала это. Мне жаль, что она доставила тебе лишние хлопоты.

Киери отмахивается от моих извинений и подходит ближе, чтобы взять меня за руку.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты выглядишь разбитой.

Я киваю, заставляя себя улыбнуться, но слезы забивают мне горло, и говорить становится слишком трудно.