Извращенная принцесса

Я отпускаю ее с шипением разочарования и отступаю назад, чтобы освободить пространство между нами. Но, к моему изумлению, она следует за мной, переступая порог моей комнаты.

— Почему я так говорю? — Требует она, мгновенно разозлившись. — Потому что это правда. Ведь все мужчины хотят именно этого, не так ли? Кого-то нетронутого, кого они могут назвать своей. И как только это происходит, мы просто ничего не стоим. Поврежденные. — Огонь, разгоревшийся в ее глазах, сжигает ее робость. Это та Мэл, которую я знаю, — яростная гордая женщина, которая не желает, чтобы ее считали чьей-то собственностью или товаром.

Но как бы я ни был благодарен ее возвращению, слова Мэл меня глубоко тревожат. Значит ли это, что она ставит меня в одну категорию с мужчинами, которые ценят ее девственность превыше всего? Тогда возникает еще более серьезный вопрос: неужели она пытается сказать мне, что ее изнасиловали, пока я ее искал?

Доктору она сказала, что нет. Но, насколько я понимаю, когда мы только привезли их домой, Сильвия установила, что все женщины, которых мы украли у Михаила, включая Мэл, были девственницами, предназначенными для продажи за большие деньги на черном рынке. Так если она "испорченный товар", значит ли это, что кто-то над ней надругался?

Стиснув зубы, я напрягаю челюсть, изучая яростное выражение лица Мэл. Под ее гневом я чувствую боль, которая разрывает мне сердце. Едва заметное дрожание ее подбородка предупреждает меня о том, что она на грани слез, и я хочу исправить то, что причиняет ей боль.

— Ты не испорчена, — категорично заявляю я, стараясь выразить свои эмоции так, чтобы не усугубить ситуацию.

— Но ты не хочешь меня поцеловать, — говорит она тоном, полным обвинения.

Я не могу так поступить. Я не могу быть разумным сейчас. Не тогда, когда она смотрит на меня так, будто я только что сказал ей, что она нежелательна. При этом мне требуется все мое самообладание, чтобы не прикоснуться к ней.

— Я никогда этого не говорил, — огрызаюсь я, и мои слова выходят более горячими, чем я предполагал.

— Ты сказал, что это плохая идея, и тебе явно не понравилось, когда я поцеловала тебя в первый раз…

— Черт, Мэл! — Я вскидываю руки вверх, возмущенный тем, что мне каким-то образом удалось стать плохим парнем. — Ты думаешь, я не хочу тебя? Думаешь, я не думал об этом сотни раз с тех пор, как ты меня поцеловала? Я хочу тебя так чертовски сильно, что не могу доверять себе рядом с тобой. Но я не могу прикоснуться к тебе, не заставив тебя вздрогнуть, и я почти уверен, что ты только что сказала мне, что тебя изнасиловали за последние несколько дней. Так что нет, я не думаю, что это хорошая идея!

Мэл замолкает, выражение ее лица шокированное, возможно потому, что это самая длинная речь, которую я произнес в ее присутствии. Это определенно самая сильная эмоция, которую я выразил. Затем она делает еще один шаг вперед, закрывая пространство между нами.

— Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне, Глеб, — рвано дышит она, ее ладони находят мою грудь и усиливают сердцебиение. — Только ты.

Фуууух. Если она серьезно, несмотря на все, через что ей пришлось пройти, то у меня не хватит сил отказать ей. Стараясь, чтобы мои движения были медленными и нежными, я обхватываю ее одной рукой за талию. Пальцами другой руки я зачесываю ее густые черные локоны, глажу по затылку и притягиваю к своей груди.

Наши губы сближаются с той же силой притяжения, которая зажгла мое тело, когда она поцеловала меня в первый раз. Мел задыхается, ее губы расходятся, и я углубляю поцелуй. Проводя языком по ее рту, я ощущаю нотку корицы.

Руки Мэл обвиваются вокруг моей шеи, притягивая меня ближе. И, не разрывая поцелуя, я отпускаю ее талию, чтобы потянуться за ней и захлопнуть дверь.

8

МЭЛ

От того, как Глеб целует меня, по венам разливается жар. Я и не мечтала, что это может быть так. Чтобы мужчина прикасался ко мне и жаждал большего. Звук закрывающейся за нами двери его спальни заставляет мое сердце учащенно биться. Но наедине с Глебом я чувствую себя в полной безопасности.

Несмотря на страсть его поцелуя, он мягкий, его движения медленные и манящие, словно он хочет убедиться, что я готова к каждому шагу, прежде чем он его сделает. И даже когда мой пульс учащается, грудь сжимается от его нежности, он удивительно осторожен со мной, хотя его руки кажутся железными, когда он прижимает меня к себе. Ни один мужчина не должен быть таким сильным, особенно если его атлетическое телосложение скорее худощавое, чем грузное. Но, прижавшись к телу Глеба, как сейчас, я начинаю пересматривать свое мнение о том, насколько мускулистым он должен быть под одеждой.

Он не прижимает меня спиной к стене и не прижимает к себе, загоняя в ловушку, как мужчины, которые в прошлом засовывали свои языки мне в горло. Вместо этого Глеб нежно ведет меня, медленно отступая назад, к своей кровати.