— На следующей неделе у меня первая профессиональная фотосессия, — шепчу я, мой голос почти извиняющийся, хотя я не жалею о своем успехе. Просто мне не нравится разочаровывать Глеба, и я готовлюсь испытать на себе всю силу его гнева после того, как призналась в своем неповиновении его желаниям.
— И как это поможет тебе держаться в тени? — Спрашивает он, его голос такой же ровный и спокойный, как гладь горного озера. Затем он испускает тяжкий вздох — первое истинное выражение разочарования, которое, как я знаю, таится внутри. Закрыв глаза, он помассировал виски, словно ища в себе чрезмерное терпение, необходимое для работы со мной.
— Глеб? — Неуверенно произношу я, наклоняясь ближе, так как беспокойство поглощает меня. Ненавижу, когда он закрывает глаза, потому что только так я могу понять, что он чувствует на самом деле. Но пока я не уверена, что довела Глеба до предела и мне стоит бежать.
Он никогда не поднимал на меня руку и даже не намекал, что может это сделать. Но я на собственном опыте убедилась, что мужчинам нельзя доверять, какими бы внимательными они ни притворялись поначалу. Глаза Глеба распахиваются и встречаются с моими с ужасающей силой, от которой у меня дрожит нутро.
— Ты обещал не злиться, — напоминаю я ему, держась за последнюю защитную стену, прежде чем действительно сбежать.
— Я не злюсь, — рычит он, его тон становится неожиданно жестким. И на долю мгновения мне кажется, что он может протянуть руку и схватить меня. Затем он засовывает руки в карманы своих брюк, словно желая занять их, пока не успокоится и не возьмет себя в руки. — Полагаю, я горжусь тобой за то, что ты достаточно смела, чтобы следовать своим интересам.
— Правда? — Пролепетала я, не в силах сдержать недоверие.
Может, я зря так разволновалась? Может, я неправильно поняла предупреждение Глеба, а может, он пришел сегодня, чтобы сказать, что опасность миновала. Что Михаил Сидоров не придет за своим краденым добром, и нам не нужно прятаться. Я даже не подумала о такой возможности.
— Жаль только, что ты не можешь выбрать что-то, что не связано с риском для твоей жизни, — говорит Глеб. Он продолжает говорить, но все, что я слышу, это то, что он гордится мной. Он не злится. Он считает меня смелой.
Я не могу побороть головокружительное волнение, которое бурлит во мне. Я так хочу получить эту возможность стать моделью. Это первое, о чем я осмелилась мечтать. И единственное, что мешало мне раньше быть в экстазе от этого, это опасения, что мое решение может стать причиной новых проблем для Глеба. Ему и так хватает стресса.
Переполненная внезапным и сильным облегчением, нахлынувшим на мою грудь, я издаю девичий визг и бросаюсь Глебу на шею, чтобы поблагодарить. Но в своем волнении я не подумала об этом. И вместо того, чтобы обнять друг друга, наши губы встречаются в полном и слишком восторженном поцелуе. Меня пронзает притяжение, а губы покалывает, словно их ударило током. Но сильнее всего я ощущаю, как напрягается Глеб: его плечи под моими руками напрягаются, а спина становится железным стержнем дискомфорта. Я полностью переступила черту. В своем волнении я не подумала о том, что моя нездоровая влюбленность может заставить меня вести себя глупо в его присутствии.
А теперь я взяла и поцеловала единственного мужчину, который не проявлял ко мне ничего, кроме уважения и внимания. Стыд и раскаяние захлестнули мою грудь. Слезы застилают глаза, и я отступаю назад, чувствуя нелепое неприятие реакции Глеба.
— Прости, — говорю я, чувствуя, как кожа пылает от смущения. — Я не должна была этого делать. Я просто… — Боже, я все испортила.
Я даже не могу заставить себя встретиться с Глебом взглядом, и мой ужас усиливается, когда я понимаю, что начинаю плакать. Что со мной такое?
Я не стану задерживаться, чтобы узнать, какую глупость я решу совершить в следующий раз.
Повернувшись хвостом, я убегаю, чтобы не встречаться с Глебом взглядом. После этого необдуманного, подросткового поступка я не уверена, что когда-нибудь смогу снова посмотреть ему в лицо.
— Мэл! — Зовет он меня, в его тоне слышны растерянность и конфликт. Вероятно, он не хочет объяснять, почему не хочет меня и почему я не должна целовать его вот так.
Я выбегаю из кухни и бегу к лестнице, намереваясь добраться до своей комнаты прежде, чем Глеб увидит слезы, текущие по моим щекам. Я захлопываю за собой дверь спальни и прислоняюсь к ней для надежности. Не то чтобы я думала, что он будет гнаться за мной до самой двери. Черт, да он, наверное, просто благодарен, что нам не придется вести этот неловкий разговор.