Извращенные эмоции

Меня пронзил страх. Я не должна была оставаться наедине с мужчинами в своей спальне. Этому правилу я научилась с раннего возраста. Оцепенев от ужаса, я смотрела, как он снимает халат; под ним он был голый. Я никогда не видела обнаженного человека. Он схватил меня за плечо, а другой рукой зажал мне рот. Я должна была проявлять уважение к старшим, особенно к мужчинам, но я знала, что это неправильно. Я начала сопротивляться.

Он рвал на мне одежду. Он был слишком силен. Он дергал и щипал. Его руки причиняли боль у меня между ног. Я заплакала, но он не остановился. Он лег на меня сверху, между ног.

— Это твое наказание за то, что ты грязная предательница.

Я хотела сказать, что никого не предавала, но боль лишила меня дара речи. Ощущение было такое, будто разрывают на части, будто ломается, падает и разбивается вдребезги. Его горячее дыхание обжигало мне лицо, и я плакала, хныкала и умоляла. Его рука только сильнее сжала мой рот, и он заворчал, снова и снова входя в меня. Я плакала сильнее, потому что это было так больно. У меня все болело, все тело и глубоко в моей груди.

Он продолжал ворчать надо мной. Я перестала вырываться и вздохнула через заложенный нос. В меня, из. В меня, из. Его пот капал мне на лоб. Он вздрогнул и рухнул на меня. Его рука соскользнула с моих губ.

Я не кричала. Я была спокойна, неподвижна.

— Никто не поверит тебе, если ты расскажешь им об этом, Киара. И даже если они это сделают, они будут винить тебя, и никто больше не захочет тебя. Ты теперь грязная, Киара, слышишь меня? Никчемная.

Он вышел из меня, и я закричала от острой боли. Он ударил меня.

— Будь тихой.

Я сжала губы, наблюдая, как он встает и надевает халат.

— У тебя уже были месячные?

Я покачала головой, потому что не могла говорить.

— Хорошо. Не хочу, чтобы у тебя родился ублюдок, верно? — он снова склонился надо мной, и я вздрогнула. — Я прослежу, чтобы служанки позаботились, чтобы у тебя пришли месячные, не волнуйся. Я никому не позволю узнать, что ты никчемная маленькая шлюха. Я буду защищать тебя.

Он погладил меня по щеке, прежде чем отодвинуться, и я не двигалась, пока он не вышел. Когда его шаги затихли, я оттолкнулась и сумела встать, несмотря на боль.

Что-то теплое потекло по моим ногам. Я споткнулась, схватила свои сброшенные трусики и зажала их между ног, снова вскрикнув. Дрожа, я свернулась калачиком на шезлонге, глядя в темноту на кровать.

Еще до восхода солнца дверь снова открылась, и я прижалась к спинке, стараясь казаться маленькой. Одна из горничных, Дорма, вошла в мою комнату. Она была из тех, кто помоложе, и смотрела на меня так, словно я была для нее помехой. Ее глаза скользнули по мне.

— Вставай, — резко сказала она. — Нам нужно вымыть тебя, пока остальные не проснулись.

Я встала, морщась от боли между ног. Я посмотрела на себя. На ногах у меня была кровь и еще что-то, от чего у меня резко сжался живот. Дорма начала собирать простыни. Они тоже были в крови.

— Лучше молчи, — пробормотала она. — Твой дядя важный человек, а ты всего лишь предательница. Тебе повезло, что они не убили и тебя.

Я молча ждала, пока она скомкала простыни и положила их на пол. Затем она начала дергать меня за одежду, не обращая внимания на то, что я вздрагиваю, пока я не оказалась голой. Я чувствовала себя грязной, никчемной и разбитой под ее жестокими глазами. Она положила мою ночную рубашку к окровавленной куче на полу, затем помогла мне надеть халат.

— Мы пойдем в туалет, и если кто спросит, у тебя месячные, да?

Я кивнула. Я не спрашивала почему. Я не сопротивлялась.

В ту ночь Дядя Дюрант приходил ко мне в комнату снова, и снова, и снова, пока ему не пришлось уехать в Атланту. Каждое утро Дорма убирала простыни и меня. Через несколько дней после его отъезда она надела дорогое ожерелье. Цена за ее молчание.

СЕГОДНЯ

Раздался стук, вырывая меня из болезненных воспоминаний. Я сделала глубокий вдох и пожелала, чтобы мой голос был сильным.

— Войдите.

Тетя Эгидия открыла дверь, но не вошла. Тревога сжала ее губы.

— Киара, это было очень грубо — сказала она. Она посмотрела на меня, затем отвела взгляд, и снова он был наполнен намеком на вину.

— Для тебя должно быть честью быть отданной кому-то важному. С твоим прошлым это благословение. Ваша свадьба будет зрелищем. Это принесет честь твоему имени.

— И твоему, — тихо сказала я.

Она напряглась, и я тут же пожалела о своих словах. Я не имела права критиковать ни ее, ни дядю.

— Мы пережили много неприятностей, потому что приняли тебя. Ты вряд ли можете винить нас в том, что мы счастливы найти для тебя такую достойную партию.

— Решение уже принято? — тихо спросила я.

Она нахмурилась.

— Почти. Фальконе, естественно, настаивают на том, чтобы жениться на родственнице Луки, Феликс предложил тебя. Лука хотел бы переговорить с тобой, прежде чем сделает предложение, но если он будет настаивать на твоём согласии, мы вряд ли сможем ему отказать. Мы пригласили его и его жену на ужин. — наконец ее глаза встретились с моими.