Только отец был с ней в спальне, и он убил ее.
Мертва. Просто так. Одна крошечная пуля и она мертва.
Меня стащили вниз, по лестнице, выволокли из дома и втолкнули на заднее сиденье машины. Затем я осталась наедине со звуком своего неглубокого дыхания. Я обхватила себя руками и поморщилась, когда мои пальцы коснулись синяков на предплечьях, вызванных вспышкой гнева моего отца этим утром. Я начала раскачиваться взад-вперед, напевая мелодию, которой научила меня моя учительница, несколько недель назад. В машине становилось холодно, но я не возражала. Холод был приятным, успокаивающим.
Кто-то открыл дверь, и я, в страхе, отпрянула, подтянув ноги к груди. Лука просунул голову внутрь. На его горле была кровь. Немного, но я не могла отвести взгляд. Кровь. Моего отца?
— Сколько тебе лет? — спросил он.
Я ничего не сказала.
— Двенадцать?
Я напряглась, он закрыл дверь и сел на переднее сиденье, рядом со своим братом Маттео. Они заверили меня, что я в безопасности. Безопасности? Я никогда не чувствовала себя в безопасности. Мама всегда говорила, что единственная безопасность в нашем мире ‒ это смерть. Она нашла ее.
Мои кузины отвели меня к пожилой женщине, по имени Марианна, которую я никогда раньше не встречала. Она была доброй и любящей, но я не могла остаться с ней. Как диктовала честь, я должна была остаться с семьей, поэтому меня отправили в Балтимор, жить с моей тетей Эгидией и ее мужем Феликсом, который был младшим боссом в городе, как и мой отец, ‒ младшим боссом в Атланте.
Я встречала ее только во время семейных торжеств, потому что они с отцом ненавидели друг друга. Лука отвез меня к ним через пару дней после похорон матери. Я молчала рядом с ним, и он не пытался завязать разговор. Он выглядел сердитым и напряженным.
— Прости, — прошептала я, когда мы остановились перед большой виллой, в Балтиморе.
За эти годы я научилась извиняться, даже если не знала, что сделала не так.
Лука хмуро посмотрел на меня.
— За что?
— За то, что сделал мой отец.
Честь и верность были самыми важными вещами в нашем мире, а отец нарушил клятву и предал Луку.
— Это не твоя вина, так что тебе не за что извиняться, — сказал он, и некоторое время я верила, что это правда.
Пока я не увидела неодобрительное лицо тети Эгидии и не услышала, как Феликс сказал Луке, что это плохо отразится на них, если они примут меня. Лука не хотел этого слышать, поэтому я осталась с ними, и в конце концов они научились терпеть меня, и все же, не проходило ни дня, чтобы я не осознавала, что меня считают дочерью предателя. Я не винила их. С юных лет я поняла, что нет большего преступления, чем предательство. Отец запятнал наше семейное имя, запятнал моих братьев и меня, и мы всегда несли на себе это пятно. Мои братья, по крайней мере, могли бы попытаться сделать себе имя, если бы стали храбрыми членами мафии, но я была девушкой. Все, на что я могла надеяться, это ‒ милосердие.
Быть признанной дочерью предателя, видеть жалость или отвращение на лицах, не самое худшее, что было на этих мероприятиях. Даже близко. Он был. Он поймал мой взгляд, с другого конца комнаты, и его лицо выражало знание того, что он сделал, триумф над тем, что он взял. Он стоял рядом с моей тетей, его женой, его детьми, моими кузенами ‒ и на него смотрели с уважением. От его взгляда у меня по коже побежали мурашки. Он не приблизился ко мне, но его ухмылки было достаточно. Его взгляд был таким же, как его прикосновение; это были унижение и боль, и я не могла этого вынести. Холодный пот покрыл мою кожу, и мой желудок сжался. Я повернулась и поспешила в женский туалет. Я бы пряталась там на всю ночь, пока не пришло время расстаться с моей тётей Эгидией и дядей Феликсом.
Я ополоснула лицо водой, игнорируя минимальную косметику, которая была на мне. К счастью, это была водостойкая тушь и намек на консилер, чтобы скрыть сточки под глазами, поэтому я не причинила большого вреда. Мне нужна была холодная вода, чтобы справиться с нарастающей паникой.
Дверь открылась, и Джулия проскользнула внутрь. Она была прекрасна в своем смелом фиолетовом платье и светло-каштановых волосах. Она держалась уверенно, сколько я себя помню. Вероятно, именно так ей удалось добиться успеха в браке с Кассио, несмотря на разницу в возрасте.
Она подошла ко мне и коснулась моего плеча, сдвинув брови.
— Ты в порядке? Ты ушла с вечеринки.
— Плохо себя чувствую. Ты же знаешь, мне не очень хорошо среди такого количества людей.
Ее взгляд смягчился, и я поняла, что сейчас произойдет.
— Лука убьет его, если ты скажешь, что он сделал.
— Нет, — прохрипела я, бросив взгляд на дверь, боясь, что кто-нибудь войдет и услышит нас.
Я часто сожалела, что доверилась Джулии вскоре после того, как это случилось, но я была сломлена и смущена, а она всегда была добра.
— Ты поклялась никому не говорить. Ты поклялась, Джулия.
Она кивнула, но я видела, что ей это не нравится.
— Да, и я никому не скажу. Это твоё решение, но думаю, что дядя Дюрант должен заплатить за то, что он сделал.
Я вздрогнула, услышав его имя. Повернувшись к ней спиной, я снова вымыла руки.