— Лучше? — тихо спросил он, снова овладев собой.
— Да.
— Не хотел тебя напугать.
— Разве мы не договорились, не лгать? — спросила я насмешливо.
Губы Нино дрогнули.
— Договорились. И в какой-то степени, ты права. Я знал, что ты уступишь моему взгляду на вещи, если буду доминировать, и, учитывая твою историю, я мог предвидеть, что ты почувствуешь. Но это не было сознательным решением напугать тебя.
— Хорошо.
Он нахмурился.
— Когда я впервые предложил удовлетворить свое сексуальное влечение в другом месте, ты почувствовала облегчение.
Вернемся к теме. Нино никогда не позволял себе отвлекаться.
— Да, но больше не хочу. Я хочу, чтобы у нас был настоящий брак.
— Разве это не настоящий брак? В конце концов, это официально.
Я покачала головой.
— Это не то, что я имею в виду. Я хочу нормального брака. Для меня это означает быть верным и близким только со своим партнером. Значит заботиться друг о друге, проявлять привязанность, пытаться любить друг друга.
Последнее выскользнуло, потому что в глубине души я хотела этого. Нино снова поднялся на ноги и подошел ближе.
— Я могу быть верным, и могу показать тебе любовь…
— Но не можешь любить, я знаю.
Нино удивил меня, обхватив ладонями мои щеки, его глаза потеплели, выражение лица смягчилось.
— Я очень хорошо умею имитировать эмоции, Киара. Если это поможет тебе чувствовать себя более комфортно, я могу изобразить привязанность и даже любовь.
Я посмотрела на него. Без его слов я бы поверила, что нежность на его лице настоящая. Я с трудом сглотнула.
— Не притворяйся, что любишь меня. Не ври.
Выражение его лица снова стало холодным и прекрасным, и мое сердце сжалось.
— Я хочу заботиться о тебе, даже, если я не могу чувствовать эмоции, но видя их на твоем лице, особенно счастье и радость, дай мне определенный уровень удовлетворения. Я не могу предоставить тебе больше.
— Хорошо, — прошептала я, потому что больше сказать было нечего.
Этого должно было быть достаточным. Я ожидала от этого союза гораздо меньшего и худшего. Я не могла обижаться на Нино за то, что он ничего не чувствует.
— Не хочешь выйти наружу?
— Кажется, я больше не в настроении для прогулок, — тихо сказала я.
Он склонил голову набок.
— Я понимаю.
— Может, попозже? — тихо спросила я.
— Конечно, — сказал он. — Как насчет того, чтобы я оделся, и мы еще немного потренируемся в стрельбе?
Для него всегда легче было двинуться дальше, потому что ни одна тема не волновала его так сильно, чтобы его мозг не мог продолжать работать, но я не хотела делать из этого больше, чем это было, поэтому кивнула.
Он вернулся через полчаса, в черных брюках и черной футболке, в своей обычной одежде. Я так часто видела его в подобной одежде, но сегодня это зрелище поразило меня. Он выглядел высоким, сильным и грациозным, татуировки на его руках создавали правильный контраст с его прекрасным лицом.
Два пистолета висели в кобуре, у него на груди, но я знала, что он прятал еще больше оружия на своем теле. За последние несколько уроков я стала лучше стрелять, но сегодня моя концентрация была нарушена.
***
Несколько часов спустя, я сидела в нашей гостиной и играла песню, над которой начала работать почти шесть недель назад. Это песня, которая помогла мне справиться с моим браком с Нино, помогла понять мои чувства к этому человеку. Ветер врывался в окна, и я глубоко вздохнула. Я скучала по запаху океана в воздухе, но тепло Лас-Вегаса было приятным. Я больше не чувствовала постоянного холода.
— Что это за песня? — мои пальцы дернулись на клавишах, и пианино издало низкий скулёж в ответ. — Прости, не хотел тебя напугать, — сказал Адамо, входя в комнату через открытые, французские двери.
Я расслабилась и улыбнулась.
— Все в порядке. Я слишком легко пугаюсь.
Он засунул руки в карманы и кивнул в сторону пианино.
— Можешь продолжать играть. Мне нравится слушать.
Слушал ли он меня раньше? Я легонько положила пальцы на клавиши и начала с того места, где остановилась, когда он напугал меня. Он подошел ближе и оперся локтями о крыло. На левой скуле расцвел синяк, губа была разбита. Я никогда не видела его без разбитой губы.
— Что у тебя с лицом?
— Мои братья тренируются в борьбе со мной.
— Когда тебя введут в должность?
Он посмотрел на окровавленные костяшки пальцев.
— Через два месяца. Август. На мой четырнадцатый день рождения.
— Но ты не хочешь?
Адамо пожал плечами.
— Я Фальконе. Каморра ‒ моя судьба, — его брови сошлись на переносице. — Но я не хочу делать то, чего от меня ждут.
— Убивать людей.
— Да, — согласился он, с мрачным выражением лица. — Я уже это сделал. Убил человека. Застрелил его. Я хороший стрелок, — я кивнула и снова перестала играть. — Мне не нравится убивать, и не хочу мучить людей или причинять боль девушкам, — прошептал он.
— Тогда не надо, — сказала я и поняла, насколько я глупа.
Адамо не мог выбрать свой путь, как другие. Он выдавил из себя смешок.
— Я должен.
— Что бы ты предпочёл?
Его глаза загорелись.
— Гонки.
— Ты умеешь водить машину?