Мама часто рассказывала мне о силе тьмы. Она говорила, что настоящие монстры выглядят красивее ангелов.
Красная женщина так же прекрасна, как ангел в нашем саду.
Я забиваюсь в угол, крепче сжимая пачку Maltesers. Звук туфель красной женщины приближается.
— Илай.. Мама вернулась.
Ее голос спокоен и темен, как зимние ночи. В такие моменты, как сейчас, мне хочется почувствовать мамино тепло и услышать ее нежные слова.
Если я притворюсь Илаем, она не сделает мне больно.
— Ты скучал по маме, Илай?
Она встаёт передо мной с безмятежной улыбкой на лице.
— Да.
Она присаживается передо мной на корточки и проводит своими красными ногтями по моему лицу. По спине бегут мурашки.
— Я говорила тебе не купаться в озере. Зачем ты это сделал?
— Я... мне очень жаль.
— Ты не станешь это делать, хорошо?
Я дважды киваю.
Она улыбается и встает.
Уф. На этот раз она не рассердилась. Я уже собираюсь сесть обратно, когда она останавливается и поворачивается так резко, что я прижимаюсь к стене.
— Что
Maltesers.
Я прячу их за спиной.
— Н-Ничего.
— Я говорила тебе не лгать мне! — ее голос эхом разносится вокруг.
Она хватает меня за руку, ее ногти впиваются в кожу.
Я изо всех сил стараюсь удержать пачку с шоколадными шариками, но она выхватывает их.
— Верни. — я свирепо смотрю на нее. — Это мое.
— Ты неблагодарный маленький гаденыш. — она бьет меня по лицу. Я падаю на бок на твердый пол, щеку щиплет. — Я дала тебе все, все! Но все, что ты делаешь, это лежишь и играешь на озере, когда тебе не следует этого делать!
Первый удар хлыста касается спины.
Что-то разрывает мою кожу, и я кричу.
— Мама все исправит, Илай. Мама все исправит.
Я плачу. Эта боль не похожа ни на что, что я испытывал ранее. Это больнее, чем когда она порезала мне руку или когда приковала меня наручниками.
— Прекрати... — я ползу в угол, дрожа всем телом.
Она продолжает и продолжает... и продолжает.
Липкая, теплая жидкость стекает по позвоночнику и капает на пол.
Мои глаза закрываются, а слеза скатывается по щеке.
Глава 29
Эльза
Я слушаю рассказ Эйдена о том дне.
Каждое слово и предложение это как удар ножом в живот. Это все равно что быть разрезанным и оставленным истекать кровью на земле. Это все равно что оказаться в эпицентре землетрясения, похороненным заживо.
Мы сидим бок о бок на холодном полу, не прикасаясь друг к другу. Эйден ни разу не взглянул на меня с тех пор, как начал говорить.
Его взгляд затерян вдалеке, будто он видит, как события разворачиваются перед ним. Как будто моя мать прямо здесь, хлестает маленького ребенка, пока он не истечет кровью и не потеряет сознание.
Он смотрит в угол, словно видит себя; слабого, маленького и беззащитного.
В момент молчания, тяжелая тишина охватывает подвал.
Пугающая тишина.
Поразительная тишина.
Я подтягиваю колени к груди и борюсь с желанием спрятаться и заплакать.
Я не сделаю этого.
Это память Эйдена, а не моя. Это он страдал, а не я.
Я отворачиваюсь от него, потому что знаю, что долго не смогу продержаться, и не хочу, чтобы он видел, как я ломаюсь.
— Что случилось потом? — спрашиваю я тихим голосом.
— Эта часть принадлежит тебе, — говорит он. — Я не стану заставлять тебя вспоминать.
— Хорошо. — долгий вдох вырывается из легких. — Хорошо, — повторяю я, потому что, очевидно, мой разум попал в петлю.
— Эльза?
Я все еще смотрю в сторону от него, поэтому выражение моего лица не видно.
Есть ли способ выкопать яму, чтобы похоронить себя в ней?
— В чем дело, милая?
Моя грудь грохочет от взрывов и искр, когда он так меня называет. Как он может так называть меня после, случившегося? Как он может смотреть мне в лицо, не говоря уже о том, чтобы быть со мной, когда я так похожа на нее?
На его мучителя.
— Эльза, посмотри на меня.
— Не могу. Я просто не могу, Эйден. — я задыхаюсь от слов. — Что, если ты в конце концов возненавидишь меня? Что, если однажды ты проснешься и поймешь, что спишь рядом с монстром?
— Этого, блядь, никогда не случится.
— Откуда ты это знаешь? Как ты можешь быть так уверен?
— Посмотри на меня, — повторяет он, но на этот раз низким, глубоким приказом.
Я вытираю щеки и поворачиваюсь к нему. Глубина тоски в его глазах застает меня врасплох.
О, Боже.
— Кроме того момента, когда ты впервые вошла в КЭШ, я никогда не видел в тебе твою мать. — он берет мою руку и сжимает ее своими сильными ладонями. — Ты та маленькая девочка, которая приносила мне еду и напитки, и ее надоедливые Maltesers. Ты не та красная женщина.
Из меня вырывается рыдание, повисшее в воздухе, как топор.
— Что насчет будущего? Что, если ты передумаешь?
— Никогда, милая. Знаешь, почему? — он вытирает слезу под моим веком и гладит уголок глаза. — Хотя ты так похожа на нее, у тебя нет ее пустого взгляда или ее навязчивого голоса. Пока в твоих глазах горит эта искра, я всегда буду узнавать в тебе