Извращённое Королевство

— Агнус спаситель, — насмехаюсь я. — Я должен был знать, что он вернет тебя к жизни. Если и есть кто-то, способный на эту черную магию, так это он.

— К сожалению для тебя.

— Зря ты вернулся, Итан. — мои плечи напрягаются, когда черные воспоминания обрушиваются на меня. — Я превращу твое существование в ад за каждую секунду, которую Алисия провела в этой машине, медленно умирая.

— Ты слепой?

Я замолкаю, его ответ застает меня врасплох. Я не делаю сюрпризов.

Обычно Итан принимал вызов и говорил мне, что мой план для бирмингемской фабрики причина всей разрухи. Он говорил мне, как Эйден, что автомобильная авария могла быть причиной смерти Алисии, но она умирала годами.

— Слепой к чему? — медленно спрашиваю я.

— К Эйдену и Эльзе, ублюдок. Ты наблюдаешь за ними дольше, чем я, так почему ты все еще слеп к этому? Эти двое были связаны друг с другом в течение последних десяти лет. Ни ты, ни я не сможем разрушить их связь.

— Позволь мне беспокоиться об этом.

— Ты видел, как они играют в шахматы? — он приподнимает бровь. — Ты должен это увидеть. Это может изменить твое мнение.

— Мой сын не будет с твоей дочерью, и это окончательное решение.

— Твой сын знает об этой части информации? — у меня дергается челюсть. — Так я и думал. Ты теряешь над ним контроль, если еще этого не сделал. Знаешь, что это значит, Джонатан? — спрашивает он, но это явно риторический вопрос, так как он продолжает: — Это означает, что если ты продолжишь давить на него, он оставит тебя и все твое наследие позади.

Мне требуется весь самоконтроль, чтобы оставаться спокойным и сосредоточенным.

Хотя неприятно это признавать, Итан прав. Эйден ускользает. Я могу отгородить его, как я сделал в Китае, но это одноразовая вещь. Если я хочу, чтобы он был рядом, мне нужно сменить тактику.

— Значит ли это, что ты согласен с их бессмыслицей? — я постукиваю себя по подбородку.

— Нет, не согласен. Эйден похож на тебя, и я бы предпочел, чтобы он держался, блядь, подальше от моей дочери. Но знаешь ли ты, в чем разница между тобой и мной? Я забочусь о благополучии Эльзы прежде, чем о своем собственном.

— Должно быть, что-то сломалось в твоей голове, пока ты спал все эти годы.

Я смотрю в окно на деревья, проплывающие мимо нас.

— Мы облажались, Джонатан. Мы оба. Я достаточно храбр признать это.

Я бросаю на него взгляд.

— Как насчет того, чтобы оставить сделку с Родс мне, тогда?

— Это деловое соглашение; победит лучший. — он делает паузу. — Прошлое осталось в прошлом. Наши дети не должны расплачиваться за наши ошибки.

Сентиментальное давление.

Его телефон вибрирует прежде, чем я успеваю что-либо сказать.

— Агнус, где ты был? Я пытался дозвониться до тебя весь день. — Итан слушает на другом конце. — Сейчас не время для того, чтобы твой телефон умирал. Эльза пропала. — его брови хмурятся. — Ты отправил мне сообщение? Хорошо. Дай мне проверить. И немедленно возвращайся в Лондон.

Он вешает трубку и проверяет свой телефон, затем его челюсть сжимается.

Пустота, которую я ощущал после смерти Алисии, снова поражает меня. Только теперь она острее и тяжелее.

Что-то не так с Эйденом.

— Что случилось? — спрашиваю я голосом, который не узнаю.

Итан показывает мне свой телефон.

Агнус: В подвале особняка Бирмингема наблюдалась активность.

— Эльза вернулась в подвал, — бормочет Итан. — Это бессмысленно. Если они уехали больше двух дней назад, почему не вернулись?

— Эйден выживший, — говорю я окончательно.

— Как и Эльза.

Я рявкаю водителю, чтобы он изменил направление на Бирмингем.

Все заканчивается там, где началось.

Глава 38

Эйден

Я бил плечом по металлической двери в течение последнего часа или около того.

Мое левое плечо благополучно вывихнуто, поэтому я переключаюсь на правое.

Я перепробовал все: от толчков до дёрганий и даже пинков. Все они бесполезны против металлической двери.

Логически я понимал это, но все равно не останавливался. Это единственный способ выбраться.

В промежутках я мочил свой пуловер водой и клал его на голову Эльзы.

Она то приходила в себя, то теряла сознание, бормоча лихорадочные вещи о своем брате, матери и отце. Она даже разговаривала с Илаем на языке, который не похож на английский.

Чем ухудшается ее состояние, тем сильнее я пинаю эту чертову дверь.

Бум. Бум. Бум.

Горький привкус отчаяния напоминает о том, что я чувствовал, когда десять лет назад постучал в дверь. Тогда я думал, что она умерла. Тогда я потерял надежду.

Но не сейчас.

Она, блядь, не может умереть.

— Эйден...

Ее хриплый голос, как прилив адреналина, напрягает мои мышцы.

Я отхожу от двери и спускаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, добираясь до нее. Она лежит на боку, глаза закрыты, лицо бледное. Он бледнее, чем раньше. Я касаюсь ее щеки, и она горячая — еще сильнее, чем раньше.

Блядь.

Я хватаю свой пуловер, обливаю его холодной водой, затем снова кладу ей на голову.

— Эйден... — бормочет она в лихорадочном тумане.

Ее зрачки быстро двигаются за закрытыми веками. Должно быть, она спит.