Изыде конь рыжь...

Штолле хотел бы ему сказать, что времени у него будет еще предостаточно, но не мог. Господин удельный князь, который вылупился нынче днем, таких гарантий не дал. По дороге, еще до признаний идиота-сыщика, Штолле сунулся под каток, приступил к Ульянову с просьбами, и на "...он сволочь, мальчишка, но он гений, поверьте", получил грозную бессодержательную отповедь: "Вы меня за кого принимаете?" Это могло обозначать что угодно - от отпущения восвояси до судебного процесса со всеми должными формальностями и, опять же, предсказуемым результатом.

Бумагу Рыжий держал так, как будто она была втрое толще, чем на самом деле. Перелистывал в три приема - пальцы не слушались. Дочитал. Начал сначала. Потом опустил руку и какое-то время лежал, глядя в потолок.

- Вы правы. Дыра. Как я ее тогда не заметил?

- Наверное, - со всем накопившимся за последние дни сарказмом спросил Штолле, - вы слишком часто отвлекались от вашей основной деятельности?

За пару дверей и тонких внутренних стен от койки с нерадивым исследователем зашуршали, завозились на два-три басовитых голоса: здешние медики подозрительно напоминали морских пехотинцев.

- Александр Демидович, я прикину и потом запишу, - сказал пациент.

- Я все равно не могу выйти, Владимир Антонович. Проход занят.

Штолле представлял, что там сейчас вбивают в уши удельного князя: риски немедленные, как то: сердечная недостаточность, отек легких и прочее, риски отсроченные - пневмония, еще десяток всем нынче знакомых устрашающих диагнозов. Ждал, когда коменданта закончат пугать, и грел под ладонью вороненое холодное железо. В голове крутилось смешное соображение о том, что уже пора бы и честь знать, а не пользоваться гостеприимством жандармского лазарета; зато у них есть замечательный морг; проверено, морозит там на совесть.

- Тогда сделайте одолжение, не мешайте.

Ульянов, и правда, занял собою весь дверной проем.

- Завтра, - сказал он, - за углом пойдет трамвай.

Видимо, это составляло резюме отчета о положении в городе.

- Замечательно. Что Парфенов?

- Тоже замечательно. Я вернул ему оружие и запер в вашей камере.

На месте подполковника Штолле бы, пожалуй, испугался. Он и на своем несколько занервничал, когда только что лежавший пластом полутруп рывком сел и снова замер в перекошенной позе, позволяющей следующим движением встать.

- Вы сделали что? - совершенно не по-русски спросил директор. - Кретин.

Ульянов повернул голову по часовой стрелке, и так, по-совиному, вытаращился на воссевшего почти что Лазаря. Постепенно мрачнел.

- Знаете, а я почти поверил, когда вы говорили про верблюда. Не сообразил, что "до смерти" можно и сократить по своей воле.

- Вы - кретин, - устало повторил... Лихарев? - Чего я не ждал от человека с вашей наследственностью. Я пошел первым номером, потому что у меня - и только у меня из всех участников операции - была возможность спокойно пройти и убить генерал-губернатора в самом начале и без штурма. И при малой толике везения - уцелеть. А сделать было нужно - чтобы выбить из-под Парфенова легитимность. Чтобы ему стало некого защищать. Чтобы вы могли договориться. Он - самый толковый человек в этом городе, а вы выбросили его из-за ерунды. Я его пытался дожать... и нажал не на ту кнопку. Как давно вы сделали эту глупость?

- Поздно уже, - подполковник махнул рукой. Штолле впервые в жизни видел сконфуженный танк. - И вообще - не важно, что вы там нажали... - Как и следовало ожидать, смущение быстро сменилось гневом: - Вы меня совсем запутали! Вы мне едва ли не в лоб сказали, что если Лихарев не сломает голову на баррикадах, вы ему поможете... А, что там! Владимир Антонович, ваш Лихарев - это фикция, продукт воображения вашего комитета, а вот лично вас я в моем городе видеть не хочу. Завтра утром вы поедете в полк - и катитесь в свой чертов Саратов. Считайте это административной высылкой, если угодно.

- Вы мне героя сказок напоминаете. Того, что себе записки писал: "Убивать драконов, спасать принцесс. Не перепутать", - директор Рыжий закашлялся. - Но путал все равно.

- То есть, надо было наоборот? Вы все-таки мне напоминаете самоубийцу...

Штолле расслабился, откинулся на спинку кресла. Господин подполковник не имеет никаких враждебных намерений - это Рыжий пытается его вывести из себя. Либо проверяет прочность решений, либо срывается на ком попало.

- Я не стану вас уговаривать. У меня два вагона обязательств и логическая дыра на третьей странице. Но какого черта вы просто не подождали два часа?

"Сейчас, - подумал Штолле, - Ульянов ему добавит сверх уже полученного от Парфенова, и это будет совершенно справедливо, разве что несколько опасно для здоровья".

Подполковник не двинулся с места, только опустил руку на железный борт кровати и в задумчивости сдернул с резьбы несколько стальных шариков. Пожалуй, происходящее было опаснее всего для его здоровья: такой цвет лица обычно сопутствовал апоплексическому удару.

- Жена у тебя красивая, щенок! - выкашлял наконец доблестный представитель российской армии, развернулся и вылетел вон.

- А я думал... - меланхолически заметил Рыжий, - что он в ее вкусе.