Мне кажется, они ощущают, что в этом создании обрел телесную форму гнев – неверие души, которую заставляют гореть бессчетное количество раз за преступление, которое она не совершала. Я надеюсь на то, чего боятся встревоженные люди: что однажды поруганные восстанут и покончат с этим парламентом.
Когда я вернулся к жизни, был день Гая Фокса. Я слишком долго пролежал на повозке в качестве пугала, полагая, что радостно сгорю до рассвета, а к утру останусь лишь в памяти тех, кто насмехался надо мной, стану пеплом, разлетевшимся по ветру.
Приехав в Лондон, я оставил "ягуар" на тихой жилой улице рядом с метро "Куинсбери". Затем спустился в скрипящие, пыльные кишки подземки. Это была старая станция без автоматов по продаже билетов. Если заговорить с человеком в окошке, он может запомнить меня. На мне все еще были зеленые штаны Уорнинга с пятнами крови и белый лабораторный халат, а марлевую повязку я снял. В конце концов я поднял воротник, прикрыв подбородок, подошел к окошку и купил билет на Пиккадилли. Кто угодно может ехать на Пиккадилли, абсолютно кто угодно. Продавец даже не взглянул на меня.
Раскатистое эхо на платформе, вкрадчивые надписи на плакатах и торговых автоматах, убаюкивающее движение вагона, гул малочисленной толпы посреди дня, туннели и мелькающие станции – все это чуть не усыпило меня. Но я сопротивлялся Морфею, который был мне преданным любовником последние пять лет. Когда я поднялся наверх, вокруг уже была площадь Пиккадилли, и весь мир словно взорвался в неоновом вихре, в котором кружили сверкающие точки красных двухэтажных автобусов. Здесь сногсшибательный эпицентр Лондона, пересечение дорожного риска и ярмарки с аттракционами и балаганом. С балконов викторианского мюзик-холла, похожего на свадебный торт, смотрят поблекшие восковые рок-звезды; за богато украшенными фасадами хитро скрываются современные торговые центры.
Можно оглохнуть от гула машин, с ума сойти от запахов: бензин, выхлопные газы, пикантная смесь из ресторанов. Я купил навынос сувлаки и проглотил его за три укуса. Это было самое вкусное, что мне когда-либо доводилось пробовать: мягкий душистый хлеб, нежное мясо с соусом и приправой, словно кто-то позаботился о высочайшем качестве, изысканное подсоленное масло, капающие на язык соки, запачкавшие уголки рта. И аромат от людей: чистой кожи, духов, дорогого мыла и шампуней, пота, в котором нет привкуса отчаяния!
Поддавшись порыву, я остановился у газетной лавки просмотреть объявления в "Лондон гей таймс". Помню времена, когда эту газету старались незаметно поместить среди журналов с глянцевыми цветными фотографиями, на которых пестрели смазанные жиром зады и набухшие обрезанные члены. И то далеко не в каждом магазинчике. А теперь стоит себе на виду посреди других городских газет.
Помимо горячих линий по вопросам СПИДа и центров консультации по ВИЧ, которых развелось как грибов после дождя, открылось еще и много пабов и танцевальных клубов, которые возвещали эру разврата один громче другого. Мне не подходили эти шумные заведения, сверкающие дворцы плоти. Там ты на глазах у кучи людей, всем хочется поболтать, их мозги взвинчены стимуляторами или притуплены выпивкой. Я положил газету обратно на полку и направился вверх по Ковентри-стрит к Лестер-сквер, в Чайна-таун, к мерцающему Сохо. Моя старая охотничья зона.
В 1988-м я знал магазин поношенной одежды, в котором можно было купить пальто, джемпер и старые брюки за три фунта стерлингов. Теперь эти же затхлые вещички обошлись мне чуть ли не в десятку. – Считайте, что вам очень повезло: штаны так хорошо сидят, – сказал продавец, когда я поднял бровь, удивленный ценой. – У нас почти ничего не осталось. День Гая Фокса, знаете ли, дети покупают.
Я обменял уродливые туфли Уорнинга с резиновой подошвой на блестящие остроносые башмаки, которые прекрасно подошли мне, и старик подбросил пару носков. (Носки Уорнинга, к сожалению, были так изношены, что уже давно просились в мусорный бак.) Скальпель остался привязанным к ноге, я его не тронул.
Я оделся в основном в черное – удобный цвет для пятен крови и легко слиться с толпой. Не слишком изысканный, чтобы тебя заметили в модных барах Сохо, но и не стыдно показаться. С новой стрижкой и в очках с золотой оправой я казался себе вполне стильным.
Никто не догадается, что за сегодняшний день я уже убил двух человек и намереваюсь найти третьего. В этом и состоит основная задача, верно?
Снаружи магазина ко мне подошла свора мальчишек, за ними катилась повозка с бесформенной грудой барыша.
– Пенни для пугала! Пенни для пугала!
Я высыпал в их грязные тонкокостные ручки все свои монеты. Ничего не мог с собой поделать. В свежем воздухе чувствовался ноябрь, стоял запах фейерверка и костра, глаза ребят сверкали, щеки походили на спелые яблоки, запыленные тонкими золотистыми волосками, заляпанные золой.