Jæger 200

Затем «борода» привел самый сильный довод: «Мы уже там были, мы изучали и знаем местность». Это был главный аргумент. Но были и другие. Например, они имели единую систему радиосвязи с людьми на горе, знали коды для опознания, знали лично тех, кто был на горе. Это все давало им существенные преимущества.

Нам пришлось отойти в сторону.

Было бы сущим самоубийством лететь на гору утром. Если бы наш Razor 05 попытался сесть на Такур Гаре, то, скорее всего, там бы и остался.

Мы улетели назад в Баграм. Мы так и не участвовали непосредственно в «Анаконде» и не смогли помочь физически. С другой стороны у нас был своя роль в пьесе, и Хауторн имел нас как козырь, который можно швырнуть на стол в случае необходимости. Мы были одним из вариантов событий.

В этой операции, как и во многих других, было допущено много ошибок. Особенно много их было в области связи и коммуникации. Почему Razor 03 сел прямо на вершину, чуть ли не на голову врагу? Почему Razor 01 полетел прямо в ловушку, после этого? Почему они ничего не знали о враге? Здесь еще остается много вопросов и никаких ответов….

Любой план может быстро стать дерьмовым и в этой ситуации сама плохая идея – исправлять ошибку путем других ошибок.

В течение нескольких дней Аль-Каида и Талибан были раздавлены авиацией. Наши патрули были через несколько дней отозваны в Баграм. Они так никого и не увидели, и не сделали ни одного выстрела.

Нил Робертс погиб на горе.

Позже я разговаривал с солдатом из Баграма, который служил в штабе 10-й Горной во время этой операции. Он на большом экране в реальном времени смотрел съемку с беспилотника. Роберта казнили, и тот парень видел, как боевики Аль-Каиды сначала стояли вокруг него, а потом таскали за ноги.

Спецназовцы из TF11 потом рассказывали, что ими были подстрелены боевики, носившие элементы снаряжения Робертса. Один даже таскал шлем с дыркой от пули.

На теле Робертса были пулевые ранения коленей, паха и головы. Порядок восстановить достаточно несложно - вряд ли талибы стали бы стрелять ему в колени после того, как прострелили голову. К сожалению, есть только одна последовательность этого расстрела…

9. BJERGENE

До зоны высадки было два часа полета. Я не мог достаточно расслабиться, чтобы заснуть, размышляя над грядущей операцией. Будет трудно идти впереди всех. Сможем ли мы справиться за одну ночь, или понадобятся две? И в таком духе.

В салоне было темно, в уши давил шум двигателя. Я видел силуэт соседа и техника по погрузке на открытой рампе.

Летим на «Чинуке». Это летающий первый класс, лучший военно-транспортный вертолет, доступный для высадки спецназа. В этой игре принимают участие только лучшие, в том числе и пилоты.

Мысленно я прошелся по всем пунктам плана и действиям в чрезвычайных ситуациях.

Если я увижу угрозу менее чем в 100 метрах от себя, что я должен делать?

Установлена ли красная точка моего «Аимпоинта» в низшую степень яркости?

Должным ли образом закреплены гранаты и дымовые шашки на жилете?

В то время как мозг перечислял пункты проверки и ставил галочки рядом с ними, мои руки пробегали по снаряжению на себе и проверяли все что можно. «Аимпоинт», кольца гранат, молнии и клапаны подсумков закрыты, ПНВ на голове готов, только опустить его на глаза.

Контроль и еще раз контроль.

Это не было результатом нервозности. Это была внутренняя оптимизация, подготовка к задаче. Было бы немного неприятно выпрыгнуть из вертолета и тут же потерять гранату. Я прошел через суровую необходимость составления личного контрольного списка перед миссией, я сам научился этому, и я знал, что остальной патруль занят тем же.

ОК, может быть, в этом есть немного нервозности и волнения, которое упаковано в обоснованную модель движения. Своего рода успокоительная терапия для контроля собственных мыслей. Вместо того чтобы забивать голову бесполезными мыслями о задании, вы подчиняете их четкому, структурированному мышлению. Важно забить голову конкретными мыслями о конкретных вещах и действиях, которые вы контролируете. Это всегда помогает, этот маленький процесс проверки самоуправления способствует снижению уровня напряженности для меня.

Тяжелый шум вертолета был частично разбавлен затычками для ушей, поэтому только благодаря ритмичной вибрации фюзеляжа, я знал, что мы быстро летим.

Полет шел уже час, когда я увидел, что техник по погрузке оставил свой пост у пулемета и лег на рампе, высматривая что-то внизу. Видимо, он пытался разглядеть второй вертолет, который летел чуть ниже и сзади. Немного отраженного света от местности попадало в салон, но все равно – все было черным как смола. Техник внезапно нагнулся и что-то проговорил в гарнитуру своего шлема. У меня появилось четкое ощущение, что что-то не так. Я встал и выглянул через иллюминатор. Другой вертолет летел очень низко и, судя по всему, – терял высоту.

Подошел техник и крикнул в ухо: «Другая птичка протекает, они теряют горючее!»

Я крикнул в ответ: «Могут ли они выполнять задания дальше?»

Техник: «Они не знают точно, но горючка стремительно утекает!»