Japan. A Land of Rising Sun (book 1)

Кэсакити отбежал в сторону и как ни в чем не бывало глядел на отца.

— Болван! Жрать не получишь! — взревел Тацухэй. В деревне часто говорили: «Жрать не получишь!» или «Не смей жрать!» Конечно, наказание голодом существовало, но скорее всего это было просто ругательство. Настало время ужина. Все уселись вокруг стола. Уселся и Кэсакити, вернувшийся с улицы, мельком взглянул на отца никаких следов злости не заметил, лицо отца было скорее унылым, чем злым. Тацухэй не собирался говорить о песне про чертовы зубы в присутствии О-Рин. Он не хотел, чтобы О-Рин знала, что в деревне поют такую песню. В душе он даже думал, что было бы хорошо, если бы и Кэсакити промолчал.

А Кэсакити подумал про себя: «— И что это отец так взъелся на меня из-за этой песни? — И твердо решил: — Назло буду петь, раз ему не по нраву!»

Кэсакити знал, что отец в скором времени намерен жениться, и был решительно против этого. Все принялись за еду. Ели овощной суп, в котором плавали кукурузные шарики. Суп был очень пряный и жидкий, поэтому его не столько ели, сколько пили. О-Рин думала о своем. Она предчувствовала, что невеста может прийти к ним на праздник, хотя срок траура еще не вышел. О-Рин ожидала ее даже сегодня, но невеста не пришла.

«— Значит, завтра пожалует, — подумала она. — Надо бы приготовить всех к ее приходу».

— Завтра, может, мама из той деревни придет, — весело сказала она внукам.

— Рановато, пожалуй. Месяц только прошел. Но не беда, если и придет, тебе легче будет еду готовить, — охотно поддержал ее Тацухэй.

— Еще чего! — оборвал его Кэсакити. Он поднял руку и, обернувшись к О-Рин, рявкнул: — Никакой матери из той деревни нам не надо. — Затем, враждебно глядя на отца, сказал: — Незачем тебе жена. Я женюсь. — И снова накинулся на О-Рин: — А ты молчи! Если тебе надоело готовить еду, моя жена будет стряпать.

О-Рин изумилась.

— Дурак! Не смей жрать! — громко одернула она Кэсакити и хлестнула его по шее палочками для еды.

— А Кэса-ян хочет жениться на Мацу-ян из «Дома у пруда», — объявил тринадцатилетний внук О-Рин. Он знал, что Кэсакити дружит с Мацу, и надеялся выставить брата на всеобщий позор.

Кэсакити шлепнул брата ладонью по щеке.

— Заткнись! — И он со злостью взглянул на брата.

Тацухэй удивился, но промолчал. Он не ожидал такой смелости от сына. Ему и в голову не могло прийти, что Кэсакити может жениться. В деревне в обычае были поздние браки, и раньше двадцати лет никто не обзаводился семьей.

Даже распевали песню, в которой хвалили поздний брак:

«И после тридцати не поздно жениться. Зачем лишним ртом обзаводиться».

Лишний рот в семье совсем некстати, поэтому ни О-Рин, ни Тацухэй не помышляли о женитьбе Кэсакити. По деревне протекала мелкая река, в середине деревни она превращалась в пруд. Дом, который стоял на его берегу, звали «Дом у пруда». О-Рин хорошо знала девчонку из «Дома у пруда» по имени Мацу. Ей стало стыдно, что она по старческому неразумью накричала на Кэсакити. Правда, Кэсакити застал ее врасплох, поэтому она и вспылила. Но только теперь О-Рин сообразила, что и Мацу стала взрослой девушкой, и Кэсакити возмужал, а она не заметила этого. Это было непростительно с ее стороны.

Кэсакити встал из-за стола и ушел куда-то. Наступил праздник. Дети, наевшись до отвала «белого хаги», отправились на площадь. В центре деревни было небольшое ровное место. Оно называлось Праздничная площадь. Праздник справляли ночью, но дети собирались здесь с утра. На площади плясали бон-одори. Вернее, не плясали, а водили хоровод, хлопая в ладоши и распевая песни. Тацухэй тоже ушел к кому-то в гости, и О-Рин осталась в доме одна. Днем она увидела незнакомую женщину. Та сидела на пне спиной к их дому. Рядом лежала большая матерчатая сумка. Женщина, видно, ждала кого-то.

О-Рин подумала было, не невеста ли это из той деревни, но незнакомка, судя по всему, не собиралась входить в дом. «Значит, не она», — решила О-Рин. У женщины был такой вид, будто она пришла к кому-то в гости и теперь сидит и отдыхает. Но большая сумка навела О-Рин на мысль, что это все же не просто гостья, и она решилась наконец выйти из дома.

— Не знаю, откуда вы… Вероятно, на праздник пришли? — обратилась она к женщине.

— Тацухэй-ян здесь живет? — спросила женщина непринужденно.

«— Невеста! — поняла О-Рин».

— Ты Тама-ян из той деревни?

— Да. У нас тоже праздник, но мне все говорят: «— Иди, там и справишь». Вот я и пришла.

— Ну, заходи, заходи. — О-Рин потянула Тама за рукав. Она радостно захлопотала по дому, поставила перед невестой столик для еды, принесла угощенье. — Ешь, а я схожу за Тацухэем, — сказала она.

— Все говорят: чем нас-то объедать, пойди там поешь. Я и не завтракала сегодня, — сказала невеста.

— Ну, тогда ешь, не стесняйся.

О-Рин подумала, что она все равно предложила бы Тама поесть, даже если бы та сказала, что ела. Ведь она ждала ее еще вчера.

Тама, уплетая угощенье, рассказывала:

— Мне все говорят: бабушка там добрая, скорее иди.

О-Рин радостно смотрела на торопливо жующую Тама.

— К вам мой брат приходил. Он и сказал, что вы добрая. Вот я и решила: надо скорее идти.