Japan: Land of the Rising Sun

Такао, Кадзуя, Наоити… Когда-нибудь они вырастут, станут взрослыми мужчинами… Почему-то эта мысль испугала её. Неприятное, тревожное чувство… Никогда прежде она не испытывала такого ужаса, представляя себе Такао-юношу. Её даже передёрнуло от мысли, что когда-нибудь эти невинные существа, болтающие ручками, улыбающиеся и морщащие младенческие личики, станут такими же, как Юкитомо, как Митимаса, как Ивамото… Внезапно Томо с ошеломлением осознала, что только у одной из женщин на коленях нет ребёнка. У Суги… Томо невольно вздрогнула. Эта зияющая пустота была гораздо красноречивей, чем выражение лица Суги.

— А может, Суга завидует Юми, что та вышла замуж? — обронил несколько дней назад Юкитомо, гуляя с маленьким Такао у пруда. Он показывал ребёнку карпов. — Я бы и её выдал, подвернись подходящая партия…

От этого разговора на душе у Томо до сих пор оставался тяжёлый осадок. Суга последнее время вела себя как-то странно. Не обращала внимания на окружающих, сидела в какой-то прострации, устремив взор в пустоту. Нередко глаза у неё бывали красные и припухшие, словно Суга только что плакала у себя в комнате. Томо знала, что причин для уныния две — потеря Юми и боль, терзавшая Сугу при виде счастливой Мии, обласканной Юкитомо. Возможно, Юкитомо уже начинал уставать от этого безмолвного протеста, который Суга не решалась выказать открыто, но источала каждой клеточкой своего тела…

— Суга — не Юми, — ответила тогда Томо. — У неё нарушен месячный цикл. Если она и выйдет замуж, вряд ли сможет родить… Мне бы хотелось, чтобы она всегда оставалась здесь и заботилась о вас… — Тут Томо осеклась, покрывшись холодной испариной. Она вдруг запаниковала, испугавшись, что нотки осуждения, прозвучавшие в её словах, заденут Юкитомо. Но тот лишь как-то неопределённо кивнул головой, и, ничего не ответив, склонился над прудом.

— Смотри! Смотри! — Он хлопнул в ладоши. — Вон они — карпы! — Юкитомо положил руку на плечо Такао.

Томо ощутила душераздирающую жалость к Суге, — ведь супруг уже не нуждался в ней. Юми и Мия были другими. Брошенная Юми смогла выйти замуж и родить ребёнка. А Мия… О, та умела разжечь пламя страсти в любом мужчине, и эти забавы ей никогда не наскучат.

Некогда Юкитомо разрушил организм Суги. Теперь ей было за тридцать, и мало-помалу она начинала терять свежесть и красоту. Карьера гейши ей уже не светила, а замужество… Замужество не принесёт ей счастья, ведь при такой болезненной конституции у неё вряд ли всё сложится так же удачно, как у Юми.

Какая ужасная участь… Томо стало тошно. Этой несчастной суждено всегда оставаться в тени и медленно увядать в этих стенах, заботясь о Юкитомо на пару с законной женой… Но Томо не смела открыто выразить Суге сочувствие, ибо знала, что любые её слова будут истолковано ложно — как эгоистическая забота о собственном благополучии.

Да, Томо знала этот осуждающий, недобрый взгляд Суги. Он словно бы говорил:

«— Это ты довела меня до такой жизни! К горечи Томо примешивалась ирония: самого виновника «торжества», Юкитомо, Суга осуждала значительно меньше».

Наблюдая за тремя маленькими мужчинами, Томо вдруг испытала такое необоримое отвращение, что почти с умилением перевела взгляд на пустые колени Суги. «Зачем тебе дети? — хотелось сказать ей. — Лучше их не иметь… Они лишь сильнее приковывают нас к колеснице судьбы…»

Глава 6. «Незрелые сливы»

Дом Сиракава стоял на вершине холма, а на западном его склоне, на полпути к вершине, когда-то была терраса, буйно заросшая сорняками. Сиракава купил этот дом у иностранного дипломата вскоре после японо-китайской войны. Въехав в усадьбу, он сразу же засадил пустошь саженцами фруктовых деревьев. Там были персики, мушмула, китайская слива, хурма… Сиракава считал, что обилие зелени оживляет пейзаж. За прошедшие годы саженцы превратились в большие деревья, и полудикий сад стал идеальной площадкой для игр всё прибавлявшихся внуков. Дети с раннего лета и до осени резвились в густых зарослях, карабкались на деревья, лакомились плодами.

Сиракава родился в семье незнатного самурая из клана Хосокава. Его отец ухаживал за плантацией восковых деревьев, обеспечивавших доходы всего клана. С раннего детства Сиракаве было любопытно, как добывается растительный воск. Возможно, поэтому ему были интересны и другие деревья, особенно плодоносящие, почему-то ассоциировавшиеся у него с богатством. В годы службы в префектуре Фукусима Сиракава превратил небольшой клочок земли за домом в пышный сад, где высаживал какие-то новомодные саженцы с запада, которые брал на опытной станции — европейские сорта вишен, яблонь, — и потом с восторгом следил, как в саду зреют, наливаются соками огромные черешни и ярко-алые яблоки.

Теперь, когда ему перевалило за шестьдесят, Сиракава по-прежнему испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение от жизни в огромной усадьбе, где плодоносили деревья.