Japan: Land of the Rising Sun

Всем им было лет по четырнадцать-пятнадцать. Две девушки являли собой изумительную по красоте пару — точь-в-точь цветущие сакура и слива. Но когда во время танца одна из них подняла руку, обнажилась костлявая и чересчур смуглая рука. Жалкое зрелище! У второй при ближайшем рассмотрении обнаружились глубокие носогубные складки, расходившиеся от острого, как клюв, носа, и в улыбке сквозило что-то хищное. Весь её облик неуловимо напоминал серую цаплю. При одной только мысли о том, что такое «сокровище» войдёт в их семью и будет расти, превращаясь в зрелую женщину, у Томо даже озноб пробежал по спине. И тут она в первый раз ощутила прилив благодарности к мужу, доверившему выбор наложницы именно ей.

Когда юные гейши ушли, Томо поведала о своих впечатлениях Кин.

— О-о, у госпожи острый глаз, — заметил Дзэнко.

За последние дни, сопровождая Томо на смотрины, Кин и сама убедилась в проницательности Томо. Это внушало скорее страх, нежели восхищение. Ей становилось как-то не по себе оттого, что женщина, никогда не позволявшая себе малейшей критики в адрес другой женщины, способна на столь беспристрастную и нелицеприятную оценку достоинств и недостатков кандидаток в любовницы мужа.

Поразительный случай произошёл при смотринах девицы, которую привела Осигэ, владелица галантерейной лавочки. Девица приходилась младшей сестрой местному золотых дел мастеру и отличалась весьма миловидной наружностью, что-то трогательно лепетала, так что Кин была совершенно очарована. Однако Томо лишь головой покачала.

— Они говорили, что ей шестнадцать… На самом деле ей все восемнадцать. К тому же не верится, что она сохранила невинность, — смущаясь, проговорила она.

Кин тогда усомнилась в правоте Томо. Но когда они навели справки, выяснилось, что у девушки и в самом деле была интрижка с мужем старшей сестры.

— Не понимаю, как госпоже удаётся видеть подобные вещи? — округляя глаза, воскликнула Кин.

Томо удручённо опустила глаза в пол.

— Прежде я не была такой… Я этого не умела.

Она печально вздохнула. По-видимому, Томо научилась замечать подобные вещи, наблюдая за многочисленными похождениями супруга. Плотские страсти других людей мало заботили Кин, однако теперь, выбирая вместе с Томо любовницу для Сиракавы, она начала постигать смысл брошенной Тоси фразы о «достоинстве страдания».

Томо, сидя у низкого столика, просматривала пачку фотографий, когда к ней бесшумно подошла Эцуко и заглянула ей через плечо.

— Какие красавицы! Мамочка, кто они? — спросила она, вопросительно наклонив головку, украшенную красной лентой. Томо ничего не ответила, просто молча протянула Эцуко несколько фотографии.

— Эцу… Скажи… Которая тебе по вкусу?

Разложив веером фотографии, Эцуко некоторое время разглядывала изображения, потом ткнула пальчик в среднюю.

— Вот эта, мам! — с детским восхищением воскликнула она.

Это был полупортрет. На белом фоне сидела совсем юная девушка, почти девочка — лет четырнадцати-пятнадцати. Девичья причёска «момоварэ», руки крепко сжаты и чинно сложены на коленях. Волосы на лбу, росшие классическом мысиком, подчёркивали красоту сияющих, словно чёрные агаты, глаз. Эцуко была сражена.

— Вот как? Значит, и тебе тоже… — несколько удивлённо протянула Томо, ещё раз вглядываясь в фотографию.

— Да кто же это, мамочка?

Томо молча сложила фотографии в пачку.

— Неважно… Скоро узнаешь.

Фотографии доставили от Дзэнко пару дней назад.

Томо провела в доме Кусуми уже более месяца, но всё ещё так и не нашла подходящей для Сиракавы кандидатуры. Несколько раз она нетвёрдым почерком писала мужу в провинцию письма, принося извинения за проволочки, и всякий раз муж отвечал, что нужды торопиться нет, пусть Томо выбирает спокойно, слушая своё сердце. Тем не менее, когда подошёл к концу сезон «сливовых дождей» и приблизился праздник О-Бон, Томо занервничала. В Фукусиме ждал не только муж, но и брошенный на произвол судьбы дом. Сознание этого факта начало угнетать Томо.

В тот момент и поступило новое предложение от Дзэнко. На сей раз госпожа Сиракава, несомненно, будет довольна, передал он Кин.