Japan: Land of the Rising Sun

В четвертом часу наступал небольшой перерыв. После пятнадцатиминутного отдыха нужно было привести в порядок накладные, еще раз проверить поступившую продукцию и доложить начальнику. На это уходило все время до конца рабочего дня — до пяти часов. Поэтому многие считали, что было бы лучше работать вовсе без перерыва, чтобы хоть немного раньше уходить домой.

Но Микио, усевшись на ящик с грузом, медленно дымил сигаретой. На взгляд всяких там Камидзаки это была, конечно, дерзость, но ему было наплевать. А к тому же Камидзаки сейчас на совещании. Раза три в год представители цехов обсуждали с руководством фирмы вопросы зарплаты и условий труда. Это было чем-то вроде компенсации за то, что фирма запретила создание профсоюза, поэтому никто на них особых надежд не возлагал. Правда, пока эти совещания учредили, было много бурных событий. Одно время усилилось недовольство фирмой, и началось тайное движение за создание профсоюза. Фирма проведала об этом и разгромила движение: кое-кого из зачинщиков перевели в субподрядные фирмы, других уволили. А для того, чтобы эти гонения не вызвали отпора, и учредили совещания.

Микио поступил сюда на работу позже и знал обо всем только понаслышке. До этого он нанимался то в артель сезонных строительных рабочих, то в маленькую транспортную компанию, то работал в китайском ресторанчике, то в закусочной — словом, переходил с места на место и, что такое профсоюз, понятия не имел, да и не хотелось ему заниматься разным шушуканьем.

Но с одним из совещаний вроде того, на котором сейчас присутствовал Камидзаки, у него было связано неприятное воспоминание. Когда он работал в цеху, группа «контроля над качеством», к которой он принадлежал, добилась хороших результатов, и было решено направить от них представителя. Он был самым старшим, все насели на него, пришлось идти. Там сидели в ряд начальники отделов и цехов. Они были невиданно улыбчивы и убеждали его говорить все, что он захочет. Принесли чай, печенье, это ему очень польстило. Выступавших почти не было, а кто поднимался, говорил в основном о том, каким образом его группа подняла эффективность производства. Его непосредственный начальник все время сигналил ему глазами, проводивший совещание начальник отдела с доброжелательным видом приказал говорить все, что думаешь, и Микио встал.

В его группе было много молодых ребят, только что из школы, и они поговаривали, что надо бы построить для них волейбольные и баскетбольные площадки. В фирме, правда, был спортклуб, но там постоянно занималась особая команда спортсменов, которых в цехах и не видели. Может, это прозвучит как агитация, сказал он, но нельзя ли получить разрешение пользоваться клубом на равных правах? И сразу же все переменились к нему. Его непосредственный начальник сердито на него уставился. Начальники отделов и цехов зашептались. Обескураженный, он прервал свою речь на полуслове и плюхнулся на место. «Это чрезвычайно серьезное дело. Надо хорошенько подумать», — ответил начальник отдела. Но когда он вернулся в цех, его на все корки отругали начальник цеха и его непосредственный начальник. Более того, его заставили назвать имена всех товарищей, с которыми он общался. Не прошло и полугода, как его перевели на этот склад, а несколько ребят, высказывавшихся насчет спортплощадок, оказались на заводе в Ацуги. Прищурившись, он смотрел прямо перед собой. По ту сторону площади высилась укрепленная бетоном скала. По верху ее шли железные перила, за ними гуляла молодая женщина с собакой. Собака путалась у нее под ногами, и женщина то и дело останавливалась и бранила ее за непослушание. Это был тихий жилой район. Во дворе росли деревья: хурма, на которой еще сохранились красные плоды, дзельква с облетевшими листьями.

«— Интересно, что сейчас делает Тамиэ. Вернулась к себе? В тот вечер они накупили целую сумку еды и виски. Поджарили на его единственной сковородке мясо и овощи. Когда выяснилось, что у него нет соевого соуса, Тамиэ постучалась в соседнюю дверь и не только разжилась соусом, но и привела с собой Тасиро-сан. Тасиро-сан, немного выпив, сходила к себе, принесла сыру, вяленой рыбы и заявила: «Давайте пить всю ночь». Тамиэ и Тасиро-сан быстро нашли общий язык, с воодушевлением выпили, но вскоре Тасиро-сан расплакалась. Дело было в ее разбитой любви.

— Ну скажите, почему нельзя любить женатого человека? Если полюбить всерьез, по-настоящему, разве это плохо?

— Верно-верно, — воскликнула Тамиэ, — брак — это грязная штука. Долгосрочная проституция.

И тут Тасиро-сан запела:

«Где обещанья, там расставанья, там пустые ожиданья, слезы по ночам. Счастье обманет, сердце устанет, сердце верить перестанет

ласковым речам».

Тасиро-сан пела с чувством, хрипловатым голосом, в чем-то она и впрямь была похожа на известную исполнительницу этой песни. Но Тамиэ вдруг разозлилась:

— Вот потому тебя и бросили. Речи, встречи, любовь — это все вздор. Вот захотелось тебе, скажем, сыру — ешь его. Надоело — выбрасывай. То же самое и мужики.

— Это не по мне, — закрутила головой Тасиро-сан, — я старомодная.