Читаем Japanland. Год в поисках "Ва" полностью

Теперь каждый раз, отправляясь за покупками, я беру что-нибудь и для нее – пару яблок, банку мисо-пасты. Стучу в дверь и, если никто не отвечает, оставляю подарок на пороге. Через неделю выхожу на балкон соскребать иней со стиральной машинки и вижу, что старушка вышла поливать цветы. Она не улыбается, но все же кивает в мою сторону.

Тут же бросаю стирку и несусь в угловой супермаркет купить для нее мандаринов. Когда прибегаю обратно, ее уже нет дома, но я все равно вешаю пакет на дверцу и оставляю записку.

Ночью меня будит громкий стук, как будто кто-то медленно стучит по голове кувалдой. Расклеиваю глаза: циферблат часов показывает 3. Я плетусь в коридор. На кухне стоит Джерри и молотит об стол замороженным кочаном брокколи, из которого торчит огромный резак Лезвие застряло, и теперь он пытается вытащить его, разломив кочан пополам

«Джерри, три часа ночи», – шепчу я.

«Я есть хочу», – отвечает он и продолжает стучать.

«У нас есть соседи, которые сейчас наверняка проснулись на два квартала вокруг».

Он пожимает плечами. И тут до меня доходит, что если Джерри ненавидят, то вовсе не за то, что он гайдзин и к тому же гей, а за то, что он неотесанная деревенщина?

Наутро мой пакет с мандаринами висит на нашей дверной ручке. Соседка больше никогда не смотрит в мою сторону.


Неделю спустя звонит Адам: он готов к выступлению. Мы встаем на оживленном перекрестке в самом сердце одного из престижнейших районов Осаки. С Адамом 2 ассистента, с головы до ног одетые в черное. Их лица скрывает плотная марля. Сам Адам в узком черном топе без рукавов и в мешковатых штанах. Лицо вымазано белой рисовой пудрой, а губы обведены кроваво-красным. Несмотря на холод, он босиком.

Встав на тоненький коврик татами, Адам сворачивается клубком. Он – семечко молодого деревца бонсай. Голова медленно раскручивается. Это он дает ростки и всходит. Ассистент мельтешит вокруг, добавляя к его костюму кусочки искусственного газона и зеленые ветки. Группа бизнесменов, видимо направлявшихся на ланч, останавливается и наблюдает. Мне-то известна сюжетная линия, а вот они, похоже, озадачены. Но Адам не смущается. По задумке, зрители должны заинтересоваться, что же такое здесь происходит, и начать угадывать: это задержит их подольше Адам медленно поднимается в полный рост, растопыривая пальцы и подставляя их солнцу: это деревце становится большим и сильным. Помощники прикрепляют новые веточки и листья. Они помогают ему превратиться в могучее дерево. Помощники – это общество, которое пытается в каждом из нас выявить лучшее.

Но потом вдруг что-то меняется. Помощники связывают руки Адама веревкой и больно их выкручивают. Они пытаются деформировать его первоначальную форму, наподобие корсетов XVI века или китайских колодок для ног. Ему подрезают ветви и облекают в ту форму, которая была бы приятна обществу. Внезапно я начинаю понимать, почему Адам не тронул ту морковку в комнате, почему так радовался, когда она пустила корни естественным образом, почему хочет посадить деревце в хорошую почву, где его потенциал мог бы полностью раскрыться.

Сперва Адам пытается сопротивляться, лицо искажает гримаса боли. Но веревка врезается ему в руки и оставляет на шее красные рубцы. В конце концов он подчиняется, опускает руки и падает на землю. Адам умирает, как деревце, которое слишком часто подрезали.

Никто не хлопает, 2 девочки болтают по сотовым телефонам, парень в очках-стрекозах и кожаных брюках сидит неподвижно курит десятую сигарету, дородная матрона садится на велосипед и уезжает. Кажется, гибель Адама произвела на них не такое уж и сильное впечатление… Но тут я еще раз оглядываюсь по сторонам и понимаю: ведь прошло 2 часа, и все это время они были здесь.

«Им очень понравилось», – шепчу я Адаму. Мы собираем наши пожитки. Адам довольно кивает, и я понимаю, что зря его успокаиваю: ведь даже если один человек по дороге домой хоть на секунду задумается об увиденном, Адам будет доволен.

«Адам, – вдруг спрашиваю я, – а ты как думаешь, иностранцы в Японии вне общества?»

Он долго думает, как и над всеми моими вопросами. «Быть вне общества это значит не принадлежать группе, но все же пытаться в нее проникнуть. Представь себе квадратный шуруп и круглое отверстие: они просто не подходят друг другу. Если ты – квадратный шуруп, ты должен искать квадратное отверстие. Выбери все лучшее, что встречается на твоем пути, и создай собственный мир, который бы по подходил именно тебе».

Он уходит, а я понимаю, что он сейчас говорил о себе. Пусть носит маску, но, в отличие от большинства наших личин, она совершенно прозрачна.

ГЛАВА 17

Мало-помалу мы с Джерри приходим к непростому компромиссу. Он выделяет мне верхнюю полку в холодильнике: теперь его протухшая еда не капает на мои фрукты и овощи. Взамен я предоставляю в его полное владение плиту и раковину: пусть копит там грязную посуду и разводит тараканов. А также разрешаю ему курить в гостиной и чищу туалет. Но в грязный душ не решаюсь даже ступить. Вместо душа я каждый вечер иду в общественную баню.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное