У Наполеона дома прохладно и спокойно. Он говорит, что этот дом принадлежит его матери. Говорит, купила, чтобы приезжать сюда отдыхать. Но времени на отдых она так до сих пор и не нашла. В доме два этажа и минимум мебели. Но все выполнено в одном тоне, в одном цвете, и Илье кажется, что он попал на страницу дизайнерского минималистического журнала.
Наполеон лежит на своей кровати с белыми простынями и негромко мычит, подпевая потрескивающему проигрывателю с пластинкой: «Я не хочу отпускать тебя, я не хочу относиться к этому несерьезно, так что же будет дальше?». Илья толкает двумя пальцами подвешенные к потолку оригами и переводит на него взгляд.
– Эй, как думаешь, а Несси существует? – Наполеон потягивается на кровати, в то время как Илья присаживается на корточки, рассматривая содержимое прикроватной тумбочки.
– Не знаю. Даже если она и есть, то наверняка уже умерла.
– С чего ты это вдруг взял? – Наполеон закрывает глаза, вытягивая ноги и свешивая их с кровати, носком толкая его в плечо. – Она же давно живет. Наверняка еще нас всех переживет.
– Ну, она же не бессмертная. Ты знаешь, сколько веков она уже существует? – Илья смотрит на него через плечо и переводит взгляд на содержимое тумбочки. Синий термос, возможно даже с чем-то внутри, пара книг – «О смерти» и «Человек, не жмущий рук» – и полотенце. – Говорят, она вообще последний оставшийся в живых динозавр.
– А еще говорят, что ящерицы – это динозавры, дожившие до наших дней, – Наполеон приподнимается, глядя на него. – Откуда тебе знать, может, сейчас в том озере не Несси, а, скажем, ее дочь?
– Чтобы появиться дочери, нужен самец, а второй особи никогда не замечали, – Илья почти закатывает глаза, показывая, что даже слышать ничего не хочет.
– А может он все это время спал на дне? Типа охранял пещеру, в которой они жили, или типа того. Вот откуда тебе знать? – Наполеон ложится на бок, подпирая щеку рукой.
– А тебе откуда знать? – Илья смотрит на него вбок и улыбается, когда Наполеон пихает его в плечо. – Несси наверняка уже умерла от старости. Даже динозавры вымирают.
– Ты просто пессимист, – Наполеон опускает голову и прикрывает глаза, усмехнувшись.
Илья и не спорит. Одна из немногих вещей, в которой он был уверен, это то, что он пессимист. Так говорили все. И, выходит, это правда.
Илья рассматривает комнату Наполеона, надеясь найти хоть что-то, напоминающее о его прошлом. Какие-нибудь игрушки, энциклопедии, школьные тетради или, может быть, записки. Но в шкафах и на полках лежат разве что сменная одежда, новые книги, у большинства из которых еще корочки хрустят, пустые пакеты из-под фастфуда и пластинки. Хотя, раз он сказал, что мать выкупила этот дом и так ни разу и не приезжала, глупо рассчитывать на то, что он смог бы найти хоть что-то.
– А откуда ты? – Илья задает этот вопрос только сейчас, беря с верхней полки шкафа книгу и рассматривая ее. Переиздание стихов поэта, о котором он даже никогда и не слышал. Некий Артюр Рембо.
– Нью-Йорк. Родился там, вырос там же и, собственно, живу тоже, – Илья переводит взгляд на потягивающегося на кровати Наполеона и закрывает книгу, убирая ее обратно. – А тут, как видишь, родственники и простая подработка. Ну, и близость с океаном. Так что я приехал на каникулы, – Наполеон зевает, замолкая.
Вот оно что. Илья пытается вспомнить, насколько далеко расположены Бостон и Нью-Йорк. Примерно двести миль, если вот так прикидывать. Примерно несколько часов езды. Это, вроде бы, не так уж и плохо, учитывая, что от Бостона до этого городка ехать трое суток.
– И ты бывал здесь до этого? – он подходит к нему ближе, глядя сверху, и присаживается на край кровати.
– Пару раз. Тоже на каникулах. Приезжал погостить у дяди Лайла. Тогда он еще жил с тетей Мэри и все было не так плохо. Относительно, конечно же.
– А потом что?
– Потом что? – Наполеон приподнимается на кровати, убирая упавшие на лицо вьющиеся черные пряди волос. – А. Ну, потом она собрала вещи и ушла. Мама говорит, что она во время отпуска встретила какого-то не то итальянца, не то испанца и решила уехать с ним. Вот после того случая, собственно, у него и поехала крыша окончательно. Может, кстати, потому он тебя и невзлюбил? – Илья пожимает плечами. – Ты ведь, получается, тоже иностранец.
Илья пожимает плечами снова. Что творилось в голове мистера Хаггинсона столько лет ему интересно примерно так же, как и то, что двигало Джереми все те годы. Как ему говорил Наполеон, это переработанный материал, который следует забыть. Следует. Но он как-то не забывается.