Just for fun. Рассказ нечаянного революционера

В этом отношении мало что изменилось с тех пор, как я впервые выпустил в свет версию 0.01. Linux была пластичнее других систем. Ею можно было распоряжаться по-своему. И, по крайней мере применительно к веб-серверам, в ней не было того балласта – множества ненужных функций, – которым перегружены конкурирующие системы.

У Linux было и другое преимущество: несмотря на свою растущую популярность в качестве ОС для веб-серверов, она на самом деле не занимала какую-то определенную нишу. И это важно для понимания ее успеха.

Мэйнфреймы представляли собой рыночную нишу. Рынок Unix в целом состоял из ряда ниш – суперкомпьютеры Министерства обороны США, банковская сфера. На продаже операционных систем для мэйнфреймов и других больших машин делались большие деньги, потому что цены были высокие. Потом пришла Microsoft и стала продавать свои системы по 90 долларов. Microsoft не боролась ни за банковскую, ни за любую другую нишу, но вскоре оказалась везде. Это было похоже на налет саранчи. С таким трудно справиться. (Лично я ничего не имею против саранчи. Мне нравится всякая живность.)

Гораздо лучше быть везде и заполнять все ниши. Что Microsoft и сделала. Представьте себе жидкий организм, который заливает любое обнаруженное пространство. Если одна из ниш потеряна – не беда. Организм заполоняет весь мир, затекая во все дырки.

То же самое сейчас происходит с Linux. Она оказывается всюду, где к ней есть интерес. У Linux нет какой-то одной своей ниши. Она маленькая, гибкая и всюду пролезает. Ее можно найти на суперкомпьютерах во всяких крутых местах вроде Национальной лаборатории им. Ферми и НАСА. Но туда она перетекла из серверного пространства. А в него, в свою очередь, попала из мира настольных компьютеров – здесь я начинал. В то же время Linux стоит и на встроенных устройствах – от тормозов с антиблокировочной системой до часов.

Смотрите, как она заполняет мир.

В глазах толпы у нее есть особое преимущество. Лучшие и умнейшие представители следующего поколения используют твой продукт, потому что ты приводишь их в экстаз. В предыдущем поколении люди восхищались в основном не Microsoft или DOS, a PC. Тот, кто пользовался PC, пользовался и DOS. Особого выбора не было.

И это существенно помогло повсеместному распространению Microsoft.

Посмотрите на головастых ребят вокруг – не все, но многие из них используют Linux. Ясно, что одна из причин популярности среди студенчества как открытых исходников, так и Linux, крайне проста – неприятие истеблишмента. (То же самое неприятие истеблишмента, которое оказало такое влияние на жизнь моего отца.) Расклад тут такой: с одной стороны, огромная коварная корпорация Microsoft и злобный, жадный, отвратно богатый Билл Гейтс, а с другой – любовь и бесплатный софт для всех плюс скромный (с виду) народный герой Линус Б. Торвальдс. Эти ребята заканчивают учебу и приходят на работу в корпорации, принося с собой любовь к Linux.

Поэтому те, кто проникал в недра Microsoft, рассказывают, что видели мое лицо на мишенях для игры в дартс. У меня вопрос: разве можно не попасть в мой нос?

Но я опять забегаю вперед. После судьбоносного объявления IBM, сделанного весной 1998-го, к нам косяком пошли и другие крупнейшие производители оборудования. В августе журнал «Forbes» обнаружил наш маленький мирок и поместил на обложке мою фотографию с надписью «Мир, любовь, программы». По мере того как компания за компанией (с неуклонным постоянством) объявляла о своей поддержке Linux, предсказывать будущее уже можно было, не обращаясь к рекламным конференциям.

VI

Linux завоевала сердце планеты, как какой-нибудь олимпийский чемпион, неожиданно выскочивший из тмутаракани.

Я был символом движения. Эрик Реймонд объяснял журналистам, что часть моей привлекательности (или чего там?) заключается в том, что у меня «не такой странный вид, как у большинства хакеров». Хорошо. Это мнение одного из хакеров. Не всем ситуация нравилась. Ричард Столман требовал сменить название Linux на GNU/Linux, поскольку при построении Linux я использовал компилятор GNU gcc, а также другой бесплатный инструментарий и прикладные программы. Других все больше возмущало, что Linux чувствовала себя, как дома, в корпоративном царстве.

Пресса раздувала разногласия между идеалистами и прагматиками (эти слова не я выдумал!) среди последователей Linux, количество которых уже исчислялось сотнями тысяч. По этой схеме те, кто считал идеалы Linux несовместимыми с целями капитализма, именовались идеалистами. Я же был объявлен лидером прагматиков. По мне, это все журналистские заморочки – они горазды все упрощать, черно-белые картинки – их страсть. (Это все равно что сводить феномен Linux к войне между Linux и Microsoft: на самом деле речь идет о совершенно других, по-настоящему фундаментальных вещах. За Linux стоит гораздо более естественный способ распространения технологии, знания, богатства и развлечения, чем тот, что принят в коммерческом мире.)