К Альберте придет любовник

Потом, к счастью, мы заговорили о том, что университетам не хватает денег на финансирование астрономических исследований, и это очень печально, потому что все астрономические исследования в нашей стране тем самым замораживаются и очень быстро перемещаются в другие страны – по крайней мере, это не было чисто личное, мы говорили о состоянии земли и неба, весьма плачевном, непрозрачном, можно сказать, отвратительном, что сводило на нет все усилия по изучению звезд, хотя еще существовали вроде бы два места, где астрономией можно было заниматься: во всех остальных университетах астрофизику давно приходится довольствоваться мелочевкой, чтением лекций, разработкой базовых курсов, к звездам там даже не подойдешь – и я вспомнила, как много лет назад мы, сидя за совсем другим столом, обсуждали повышение цен на городской транспорт, мирное и вооруженное сопротивление властям – вопрос, который давно уже утратил для нас актуальность, – я просто видела перед собой клеенчатую скатерть, пять нарциссов, которые мы с Руди сорвали в парке и принесли с собой, и грустный стол с общим будущим, которого все мы настолько сильно боялись, что были даже готовы к вооруженной борьбе с этим самым будущим.

Каждый играл чужую роль. Причем все – в разных фильмах.

Я услышала, как он говорит: «У меня такое чувство, что большую часть жизни я проведу не с той женщиной и не в той постели».

Я услышала голос, который в гостиничном номере рисовал мне другое будущее, будущее, в котором я шла с двухместной коляской в супермаркет купить по сниженной цене половину свиной туши в расчете на глубокую заморозку, множество пачек макарон, стирального порошка и пастеризованного молока; и вот что еще заставило меня содрогнуться – вскоре после этого разговора мне довелось попробовать скисшее пастеризованное молоко, которое стало отвратительно горьким на вкус; а потом я вспомнила и о третьем варианте будущего, прерванном хирургическим путем, а теперь, значит, у него был четвертый вариант: дом и беременная жена, потому что пришло время заводить семью.

Мое собственное не казалось мне настолько отвратительным.

Я сказала:

– Надеюсь, суп вкусный?

И он ответил:

– Великолепный. Из чего он?

Я сказала:

– Это должен был быть суп из голубей, которые по ошибке оказались перепелами.

И он то ли с ужасом, то ли с восторгом сказал:

– Ничего себе, ты питаешься. У нас каждый день макароны. Макароны с томатным соусом, макароны с брокколи, пирог из макарон. Беременные женщины больше ничего не едят. От всего остального их мутит.

Я сказала:

– К чему такие подробности.

Но упомянутое им множество разных видов макарон говорило об определенной установке в домашнем хозяйстве и напомнило мне галстук с маленькими зелеными слониками – мне показалось, они отлично сочетаются.

Двойная жизнь стара как мир, подумала я, нарезала салат и положила форелей на сковородку.

– Ты по-прежнему куришь, – сказал он.

Я по-прежнему курила.

– Это требует даже некоторой выдержки, – сказал он, – в наши дни.

Тем временем мое возбуждение совершенно улеглось, и его место заняло разочарование.

Просто удивительно, по-моему, сколь обыденные, будничные вещи обладают неисчерпаемой способностью нас разочаровывать. Даже если у тебя нет больше никаких иллюзий ни по какому поводу, и, значит, ты вроде бы застрахован от разочарований, все равно они тебя настигают постоянно – лично я думаю, это даже хорошо, что они снова и снова тебя настигают, потому что человек должен идти вперед, а когда человек идет вперед, разумеется, что-то его неизбежно разочаровывает – но ведь нельзя же перестать двигаться вперед, и только сидеть на месте или лежать, чтобы избежать разочарований; так вот и живем.

При этой мысли я почувстовала себя совершенно в своей тарелке, но, наверное, это была в большей степени заслуга «Грюнер Вельтлинер», а не самой мысли.

По крайней мере, тефлоновая сковорода меня не разочаровала.

У меня была еще бутылка виноградной водки. С кофе мы выпили по стопке, и мысли унесли меня далеко-далеко в мой собственный, совершенно другой фильм, в мои собственные представления о счастье: в голове у меня кружились всякие формулировки, и я даже не знала, то ли они появились из моей жизни, то ли из фильма. Мне показалось, что когда-то давно, стоя посреди огромного пустого дома, я слышала, как он сказал:

– Знаешь, я хочу сделать тебя счастливой.

Эта фраза показалась мне совершенно абсурдной. И я ошеломленно сказала:

– Боже, ну какое отношение все это имеет к счастью.

Наверное, на какой-то момент я отрешилась от реальности, пытаясь разобраться в своей тогдашней растерянности – неужто один человек и вправду может сказать другому:

– Я хочу сделать тебя счастливой.

И в этот момент я заметила, что узкая ледяная рука очень нежно, и не скрывая своих намерений, лежит на моей руке. Я подумала: «Все верно. К Альберте пришел любовник».

Любовник, казалось, уже некоторое время что-то говорил и как раз в этот миг произнес:

– Знаешь, конечно я люблю свою жену.

Затыкать уши было поздно.

– Но беременная жена – для мужа это непросто, – продолжал он.

И я подумала: «Так тому и быть».