Но вот что интересно. При всем обилии орденов, при всей щедрости награждений у Васильева после войны не оказалось ни одного не только боевого ордена, но даже и боевой медальки, а одни только памятные, которые давали в массовом порядке: «За победу над Германией», «За победу над Японией» и др. Не в этом ли причина его негодования на «непомерное обилие орденов» спустя даже 65 лет после войны? Видимо, именно так. Ведь не вызывает же у него раздражение обилие своих собственных орденов и премий чисто литературного происхождения — от премии Ленинского комсомола и ордена Дружбы народов до Госпремии Ельцина и пенсии президента Путина, — всего числом десятка в два.
Много интересного узнали мы в эти дни и о собственном боевом пути юбиляра. Вот как драматически все начиналось: «Уже 12 июля 1941 года его взвод попал в окружение под Смоленском. Борис родился в этом городе и все окрестности были знакомы с детства. И семнадцатилетний мальчишка вывел из окружения 10 человек. После этого бойцы назначили его командиром». Да уже за одно это он заслуживал если не орден Красной Звезды, то хотя бы медаль «За отвагу». Но — ничего! Тут кое-что и ещё непонятно. Например, как это «окружили взвод»? Чего его окружать-то? Ведь это всего человек 30–40, лишь малая часть батальона, полка. А их не окружили? К тому же в армии командиров назначают не бойцы, как тимуровцы, а вышестоящее командование. И надо бы сказать, командиром чего стал мальчишка — отделения? взвода? А, может, и дивизии как раз той, давно искомой?
Правда, сам товарищ Васильев рассказал американцу об этом несколько иначе: «Я вообще везунчик. Повезло и на войне. Я попал в окружение, когда наш эшелон разбомбили. Нас везли через Смоленск на Западный фронт. Мы долго выходили, голодали. Но сумели пройти в город Слоним. Эти места я очень хорошо знал, потому что жил там у деда, который научил меня в четыре года читать. Я у него вырос». Значит, детство везунчик провел не в Смоленске, а в Слониме. «Но сумели пройти» — значит, это было спасение? Странно. Можно подумать, что в Слониме находился штаб Западного фронта.
Собеседник из «Нью таймс» едва ли знает, что такое этот Слоним и где он. Но нам-то известно! Это маленький городок в Белоруссии. В конце прошлого века, когда там родился отец Бориса Львовича, он насчитывал 15–16 тысяч жителей, среди которых белорусов и русских было меньше 20 %, жили и поляки, а евреи составляли 65 %. Соответственно имелось 1 костёл, 2 православных церкви и 7 синагог. С большой степенью вероятности можно предположить, что дед Васильева принадлежал к городскому большинству, а не к меньшинству и нарёк он своего сына, отца будущего везунчика, Львом не в честь Льва Толстого, и водил его не в один из двух городских храмов, в один из семи… Что ж, разве плохо?
В конце ХIХ века из таких белорусских и украинских городков вопреки черте оседлости как-то выпорхнули изрядные стайки: из Могилева — Могилевские, из Шклова — Шкловские, из Смелы — Смелянские, из Сарн — Сарновы… Но, кажется, больше всего оказалось Слонимов и Слонимских из Слонима, причем они попали не куда-нибудь, а в столицу, в Петербург. Дети некоторых из них стали известны: скульптор Илья Львович Слоним, зять наркома иностранных дел М.М. Литвинова; литературовед и публицист Марк Львович Слоним (1894–1964), после революции эмигрировавший на Запад, живший во Франции, Германии, США и умерший в Швейцарии; Слонимский Александр Леонидович (1881–1964), литературовед, специалист по Гоголю; Слонимский Антони (1895 — ?), поэт, в 1956–1963 годы возглавлявший Союз писателей Польши; Слонимский Михаил Леонидович (1897–1972), брат Александра Леонидовича; Слонимский Юрий Иосифович (1902-?). драматург, участник Великой Отечественной войны… Вот как много Слонимов и Слонимских обрело из этого маленького городка наше искусство, и вдруг один — Васильев, хотя и Борис Львович.
Одного из Слонимских я знал: Александр Леонидович читал нам в Литературном институте спецкурс по Гоголю. В памяти осталась не суть лекций, а его увлечённость.
Но главное-то вот в чем. От Смоленска, под которым, как говорит писатель, он попал в окружение, до Слонима даже по прямой на самолёте будет километров 500. И не к востоку, не к северу или югу, а почти прямёхонько на запад. Что ж получается? Все, попадавшие в окружение, пробирались на восток к своим…
писал Твардовский, и один лишь Васильев пробирался на запад к милому далёкому дедушке, научившему его читать. И что там ждало везунчика? Город был захвачен немцами ещё 26 июня, на четвертый день войны. Вероятно, там сразу начались расправы над евреями. И вот является туда Боря. Где дедушка? Где бабушка? Что делать?