К берегам Тигра

– Н-да… Черт его знает, зачем мы понадобились ему оба… Однако надо идти, – размышляет он, затем встает и кричит: – Трушко!

Из-за палатки, завешивающей вход вместо ковра, показывается круглое лицо денщика командира, казака Стеценко.

– Тащи воды и полотенце.

Стеценко не заставляет себя ждать. Есаул плещется, радостно фыркает, кряхтит от удовольствия. Через минуту мы уже идем быстрым шагом по кривым и узким улицам города, прорезанным чуть видными арыками. Жара проникает через легкую черкеску, и пот струйками стекает с лица, заползая под бешмет.

Вот и штаб полка, расположенный в здании бывшего немецкого консульства. У низких ворот мы долго стучим тяжелой кованой скобою о железный выступ калитки. (Наши дверные звонки здесь, на Востоке, не приняты.)

Гулко разносятся удары. Медленно приоткрывается «глазок», часовой узнает нас, и через секунду дверь со скрипом растворяется. Мы входим во двор, огражденный высокими азиатскими стенами. Внутри раскинулся красивый полуевропейский дом, напоминающий собою итальянскую виллу где-нибудь на берегах Адриатического моря.

Низкая терраса сбегает уступами и тонет в море белоснежных ароматных цветов. Вообще весь двор представляет собою сплошной фруктовый сад. Здесь и слива, и персик, и инжир, и стройные груши, и нежная тута. Вскоре мы будем вдосталь лакомиться их сочными плодами, если только к тому времени нас не перебросят куда-либо «по обстоятельствам военного времени».

На крыше здания развевается русский трехцветный флаг. У крыльца в землю воткнут полковой значок, красноречиво свидетельствующий о том, что здесь обитает «сам» командир полка – неугомонный, несуразный, но пользующийся общими симпатиями «батько Стопчан», как зовут его про себя казаки.

На террасе сидит полковой священник Церетели, пожилой тучный человек, заветная мечта которого получить наперсный крест на георгиевской ленте за военные заслуги. Батюшка приветливо кивает нам.

– Обедали? – задает он свой привычный вопрос.

Еда, перешедшая в обжорство, – единственное его утешение в этой глуши.

Спешим дальше, к адъютанту, чтобы узнать причину экстренного вызова.

– Либо нагоняй, либо пошлют опять сотню к черту на кулички, в далекую фуражировку, – вполголоса строит догадки Гамалий.

Едва мы показываемся на пороге, как Бочаров, наш адъютант, с таинственным видом отводит нас в дальний угол комнаты и шепотом говорит:

– Новость, господа, поздравляю! По распоряжению командира корпуса ваша сотня завтра выходит в Хамадан для выполнения крайне ответственного и секретного рейда в тыл противника.

Мы переглядываемся с есаулом. «Новость» и неинтересная, и мало для нас приятная.

– Только тсс, никому! – предупреждает адъютант. – Решительно никому! Не сообщайте пока даже вашим прапорщикам. Кроме полковника, меня и еще двух-трех офицеров, никто в полку не должен знать об этой командировке.

– Но позвольте, – басит Гамалий, – к чему же эта таинственность? Куда придется совершить рейд? Надеюсь, не в гости к турецкому султану?

– Не знаю, может быть, и в гости к нему, не знаю. – И тут же не выдерживает. Наклоняясь к нам, он шепчет: – За Багдад, на соединение с англичанами. Радио от верховного главнокомандующего.

Мы поражены. Гамалий недоверчиво взирает на адъютанта, а я недоуменно перевожу глаза с одного на другого, еще не вникнув как следует в сущность сказанного…

– Да ведь до них больше тысячи верст, – наконец выдавливает Гамалий.

– А между ними и нами – турецкие корпуса, – добавляю я.

– Ну да, вот в этом-то и вся штука, други мои. Не будь турок, это было бы простой прогулкой, – ободряет Бочаров.

– Вот вы сами и прогулялись бы, – хмурится есаул. Ни ему, ни мне не улыбается это неожиданное путешествие.

– Ну, ладно, – принимая официальный тон, спохватывается Бочаров, – мое дело маленькое, можете сказать это лично командиру. Идемте к нему, господа, он вас ждет.

Мы следуем за адъютантом. Пройдя несколько комнат, входим в приемную командира. Это большая зала, вся увешанная и устланная чудесными сарухскими[4] коврами.

У дверей стоит караул с обнаженными шашками. Здесь полковой штандарт и денежный ящик. На почтительный стук адъютанта изнутри хрипит бас Стопчана:

– Войдите.

Командир, грузный пожилой человек с седеющими запорожскими усами, поднимается нам навстречу. Застегивая бешмет, он приглашает нас сесть.

– Надеюсь, не обидитесь, я уж попросту, по-стариковски. Петр Николаевич, – обращается он к Бочарову, – попросите сюда войскового старшину и принесите телеграмму корпусного.

Бочаров неслышно исчезает.

– Вы, наверно, уже знаете, в чем дело? – обращается к нам командир.

– Приблизительно, – бурчит Гамалий.

– Весьма неясно, – добавляю я.

– Сейчас узнаете все. Интересное, приятное, весьма приятное, даже завидное назначение, господа. Уверен, что многие пожелали бы быть на вашем месте. Вам, господа, предстоит совершить исторический рейд, соединиться в районе Багдада с союзными английскими войсками и затем вернуться назад. Вы подумайте – какое славное дело! Вы войдете в историю конницы как образчик беспримерного кавалерийского пробега через пустыни.