Впрочем – какая стихия? – так, баловство одно: при «Секрете-3» ветер достигает лишь двенадцати метров в секунду, а полутораметровая волна – двух балов, которая вполне по зубам даже небольшому, размером со стандартный школьный спортивный зал, рейдовому тральщику. Во всяком случае, пока можно не беспокоясь спокойно подставлять любой из своих бортов на растерзание волне. Самое худшее, что может случиться – так это небольшой, градусов на двадцать-тридцать, завал тральщика на бок, который спустя пару десятков секунд непременно закончится быстрым его возвращением в точку равновесия, всегда поначалу веселящим экипаж своей приятной каруселью.
Корабль, как истинный боец-богатырь, используя особенности своей конструкции и принцип всемирного тяготения «куклы-неваляшки», при правильной его постановке к ветру и волне, всегда непременно вернётся в своё исходное равновесное положение, встав грудью в полный рост к неприятелю.
– Курс двести семьдесят, – спустя минуту докладывает рулевой.
– Есть, БП-1, – не сразу отзывается Феликс, почувствовав первый глубокий позыв тошноты.
Да!.. Волны в море – это не терапевтический прибой на лазурном берегу курорта, где движение воды, пусть даже штормовое с берега видится понятным, предсказуемым, прямолинейным, от чего кажется приятным и желанным. На открытом бескрайнем пространстве они хотя и идут вроде б друг за другом, в одном направлении, по заданной траектории в строю, но никогда не бывают однообразными, предсказуемыми… желанными. Как им удается при движении корабля носом прямо на них вдруг напасть с траверза, сбоку, а то и вообще с юта, с кормы, сбивая тем самым корабль с курса, заваливая его на бок? – одному Богу, наверно, известно. И всё равно, даже здесь, в море, с ходового мостика эта их неподражаемая хаотичная пляска чарует, завораживает, парализует, особенно, если размер их сопоставим, а то и превосходит корпус корабля.
Вот где настоящее раздолье, веселье, гульба!
Вот где полный триумф вечно ищущего сознания над статичным рассудком, способного, наконец, почувствовать весь смысл и глубину так манящей всех нас к себе и недосягаемой свободы, воли, разумения.
Инерция раскачивания корабля на вольных волнах Балтики также вольна и непредсказуема, переменчива и неоднородна. Его движение вперед под воздействием стихии происходит по странной причудливой траектории, напоминающей набирающую обороты спираль в виде некой «восьмерки». Морякам кажется, что «бедняга» движется во все направления частей света одновременно, лишь иногда прорываясь на несколько шажков в заданном направлении. Надо ли говорить, что расчетное время прибытия в заданную точку в этих условиях весьма условно и, вообще, сильно зависит от запаса плавучести и остойчивости корпуса корабля, позволяющего ему преодолеть все каверзы, коварства и подвохи, таящиеся в развеселяющейся пучине.
– А ветер, похоже, крепчает, – с опаской глядя на появившиеся в воде длинные седые линии срываемой пены с гребней волн, размышляет лейтенант, – море-то… за три бала, а значит и ветер не менее пятнадцати метров в секунду, надо б померить.
Надо б, очень даже надо б, да вот только… первый выброс содержимого желудка прерывает мысли командира, приковывая его к леерам, не дав скомандовать радиометристу-сигнальщику на выполнение нужного замера.
…Увы, Феликс, оказывается, совсем не переносит крутую балтийскую волну.
Кто б мог подумать?
Конечно, когда-то в училище на практике он не раз попадал в шторм. Но тогда он, во-первых, находился на большом учебном корабле, который медленно и плавно раскачивается даже на гигантских океанских исполинах, а, во-вторых, там он был всего лишь учеником, пассажиром, как говорят на флоте. Там он мог просто, ни о чем не думая, упасть в кубрике в койку и переждать эту напасть. Другое дело теперь, на рейдовом тральщике, в роли командира – не забалуешь, не расслабишься, не сбежишь в каюту, не упадешь в койку! – ничего нельзя: ни заснуть, ни потерять сознание, ни даже… умереть.