— Точно Лондон, — у сержанта Вайна не было ни малейшего свидетельства, которое бы указывало на то, что Лондон имеет к этому делу хоть какое-то отношение, но ему очень хотелось, чтобы это было так. Провинциальные полицейские почитали большие города за источник всех и всяческих зол. Дело тут было не в приукрашивании собственного участка — они знали, что и среди колокольчиков порок процветает так же пышно, как в городских кварталах — но в наблюдательности. Преступная мысль имела склонность внедрять порочнейшие свои изобретения в Лондоне или Глазго, или других подобных городах. У сержанта Вайна была жена и дети — была, кстати, у него и собака, а когда слышишь о какой-то новой и необычной напасти, то не можешь не задуматься о том, что будет, если она постигнет твою собственную деревню. Такие мысли, пожалуй, делают человека консервативным, но это только естественно.
— Вы отдаёте себе отчёт… — начал он, но Даффи, кивнув и негромко кашлянув, прервал его на полуслове. Сержант Вайн собирался сказать что-то о частном сыске и о ковбоях, и незаконном увозе вещественных доказательств. Но тут перед ним был бывший полицейский, который показал ему лагерь в лесу, и хоть этот бывший полицейский и увёз вещественное доказательство с места преступления в Лондон и там отдал на исследование, но он же и нашёл его, когда оно сначала исчезло. Или, по крайней мере, сделал так, чтоб оно было найдено. Нырял же за ним Джимми. Джимми, которому до поры до времени было предъявлено лишь обвинение в действиях, опасных для окружающих — для того только, чтобы удержать его под стражей. В полиции колебались между развратными действиями и попыткой изнасилования (а может, и чем-то более пикантным); и потом, всегда оставалась возможность обвинить его в похищении человека.
Но к тому времени сержант Вайн уже понял, что обстановка в Браунскомб-Холле такова, что ему не стоит отказываться от любой помощи, каковую хоть кто-то из его обитателей захочет ему предложить. Уже когда дело касалось одной только исчезнувшей женщины, он успел заметить, что на добрую волю хозяев дома и их гостей рассчитывать не приходится. Одни из них выказывали равнодушие, другие — выходящее за всякие рамки нахальство. И когда взорвалась машина, это их тоже, казалось, не обеспокоило. Когда он попросил хозяйку сгоревшего авто рассказать, что случилось, она хихикнула и сказала: «Эти заграничные машины — они такие ненадёжные». И вот теперь то же самое с собакой.
— Я вынужден попросить вас…
— Разумеется. Я съезжу и привезу его. Может быть, завтра, если вы не возражаете.
Если ты сам в прошлом коппер, ты всегда поймёшь, о чём спрашивают тебя полицейские.
Сержант Вайн был справедливый человек, а когда чувствуешь, что дело принимает нелучший оборот, то становишься, пожалуй, ещё справедливее.
— Послушайте, я благодарен вам…
— Конечно, — отозвался Даффи, — но это полицейское расследование серьёзного происшествия, и вы не намерены делиться полученными в ходе следствия сведениями с агентом частного сыска, однако, что касается меня, то моя прямая обязанность незамедлительно сообщать вам обо всём, что мне удастся выяснить.
— Что-то в этом роде, — ухмыльнулся Вайн. — Не представляю, почему вы всё же ушли из полиции.
Даффи не ответил на улыбку.
— Но я-таки скажу вам, — продолжал Вайн, — что не собираюсь требовать, чтобы вы не совали нос не в своё дело. Это, конечно, не для протокола.
— Само собой, — сказал Даффи, — когда я привезу вам собаку, мне будет совершенно не интересно слушать, как вы разговариваете сам с собой о том, отчего же всё-таки взорвалась машина. Тут кое у кого родилась версия, что это, наверное, белка перегрызла электрический кабель.
— Категорически не для протокола, — проговорил Вайн. — Думаю, что могу вам сообщить, что трупов убитых током белок на месте происшествия не обнаружено. И я действительно иногда разговариваю сам с собой. Но только когда я в затруднительном положении.
— Мне это дело кажется очень затруднительным, — сказал Даффи.
— Может быть. Кстати, я не понимаю, почему Вик Кроутер ни разу не привлекался.
Даффи ухмыльнулся.
— Вот и мы тоже не понимаем. А уж мы в нашем ведомстве так старались. Зато у Таффи с этим всё в порядке.
— Он мне говорил. Не то, чтобы это было для меня новостью. Знаете, мне иногда кажется, что лучше уж разговаривать с бандитом, про которого знаешь, что он бандит, и который врёт напропалую, чем с перевоспитавшимся мошенником, у которого к тому же степень по социологии.
— Он вам не рассказывал, что кража — это символическая фуга воссоединения с социумом?
— Бред сивой кобылы, — сказал Вайн, — я лучше заплачу ему, чем буду это слушать.
— Тогда вам сначала придётся подумать, как он рассуждает, брать ему деньги или нет. У него такая фобия: не досаждать полицейским.
Вайн кивнул.
— Будем держать связь.
— Замётано.