К чужому берегу

Взгляд его потемнел, глаза стали почти черными. Я знала, что это признак нешуточной угрозы. Однажды, когда глаза его были такими, он ударил меня, можно сказать, избил… Вот и сейчас, он аккуратно перехватил мои руки, сжал их стальными пальцами у запястий – не больно, но ощутимо, так, чтобы я поняла, насколько он сильнее.

–– У вас истерика, герцогиня.

–– У меня?!

Не отпуская моих рук, он выговорил тихим жестким голосом:

–– Как у моей жены, у вас есть сейчас только один путь: вернуться в Бретань и ждать там известий от меня. Вы знаете, что я все решу в интересах своей семьи. Я вам достаточно в этом клялся. Если же…

Мы смотрели друг на друга глаза в глаза, почти как враги. Не сводя с меня пристального взгляда, Александр внушительно продолжил:

–– Если вы будете искать какой-либо другой путь, вы положите конец нашему браку, госпожа дю Шатлэ. Это будет финал.

Помолчав, он веско, почти по слогам добавил:

–– Вы поняли, мадам? Фи-нал.

Я в ярости вырвала свои руки и отпрянула от него.

–– Черт бы вас побрал, Александр! Меньше всего, отправляясь в Париж, я ожидала услышать такие угрозы!

–– Это говорит только о том, что вы плохо знаете своего мужа.

Пока я приходила в себя, пытаясь осмыслить услышанное, и понять, что же именно его так взвинчивает (мое своеволие, собственное самолюбие, уязвленное политическими неприятностями, или мысль о том, что в Париже я так близка к Клавьеру, – тут любую версию можно было предполагать), Александр отошел к окну, встал, повернувшись ко мне спиной, словно не желал больше разговаривать. Под щеками у него ходили желваки, и это доказывало, что его спокойствие видимое и является только прикрытием для бушующей внутри бури.

Рассерженная, я растерла себе запястья. Синяков не будет, конечно, но я как-то отвыкла в последнее время от подобного физического воздействия. Он, надо сказать, и раньше его не чурался… Это одновременно и возмущало меня, и вызывало странное, животное какое-то уважение к нему как к мужчине. Этот человек умел укрощать женщин, подобной способности у него, конечно, не отнять. Не потому ли я так влюбилась в него когда-то и влюблена по сей день? Он всегда демонстрировал, что любые попытки им управлять обречены, что его мужская сила может подчинить женскую, и это заставляло смиряться. Да и втайне восхищаться его несгибаемостью.

То, что он сейчас мне продиктовал, по сути, означало, что я должна в самом скором времени, ни о чем не спрашивая и ничего не требуя, покинуть Париж. Уехать до этой второй пресловутой встречи роялистов с Бонапартом, о которой толковал Талейран… Но, как ни реальны были угрозы, высказанные Александром, я чувствовала, что во мне просыпаются упорство и желание спорить. Было уже ясно, что из попыток повлиять на герцога ничего не выйдет, но уйти вот так, вообще не поговорив, казалось мне невозможной глупостью.

Я взяла шляпку и, пока надевала ее перед зеркалом, произнесла как бы мимоходом:

–– Вы слышали хотя бы о том, что Париж наполняется эмигрантами? Многие аристократы вернулись в столицу. Среди них – Мортемары и Монморанси, Шуазели и Лавали.

Я закончила на вопросительной ноте. Голос мой звучал почти спокойно. Александр ответил не сразу, а когда заговорил, то все так же не повернулся ко мне лицом.

–– Это Бонапарт пытается создать вокруг себя подобие двора. Потому призывает их.

–– А вы это не одобряете?

–– Не одобряю что? – Мне показалось, он усмехнулся. – Любые фокусы этого человека направлены на то, чтобы задавить нас. Чем больше аристократов он привлечет, тем более беспомощным будет казаться законный король.

–– И вы…

–– И я в этой комедии, конечно, не буду участвовать.

–– К нам в отель дю Шатлэ приходил господин Симон, – сообщила я, ничуть не вдохновленная, конечно, его последними словами. – Вполне возможно, ваша позиция может привести к тому, что у нас заберут парижский дом.

Он испустил тяжелый вздох и ответил с мрачным юмором:

– Дома, поместья… Я даже и не сомневаюсь, что для Бонапарта, как для любого республиканца, чужое добро может быть привлекательно.

–– Так, может быть, я могла бы как-то воспрепятствовать этому?

Александр обернулся и взглянул на меня с нескрываемым удивлением, впрочем, не особо доброжелательным.

–– Вы? Что же зависит от вас?

Я на миг запнулась, чувствуя, что у меня от волнения сильно застучало сердце. Муж ничего не знал о моих тайных отношениях с Талейраном, и я меньше всего хотела что-либо ему об этом говорить. Однако самую суть ночного разговора передать надо было… подобрав для этого наиболее округлые, наименее подозрительные словесные обороты и исключив все то, что могло навести Александра на неприятные выводы.

–– Вчера я получила приглашение на бал от министра иностранных дел, – произнесла я как можно спокойнее, хотя испытующий взгляд герцога выдержать было не так легко. – Как мне удалось выяснить, я буду одной из многих аристократок, которые посетят его. Мне кажется, прими я приглашение, это позволило бы Бонапарту смягчиться и не трогать наш дом… и по этой причине я могла бы пойти на тот бал. Ведь это сущий пустяк.