К далеким берегам (без иллюстраций)

— Они до ста сажен пролетали и столь высоко, что через корабль перелетали, — рассказывали потом моряки.

Часто вслед за летучей рыбой выскакивала, но тут же падала в воду голубоватая хищная рыба — бонит. А раз видели, как целое стадо дельфинов гналось за большой стаей летучих рыб. С кораблей долго следили за этой охотой.

Одна летучая рыба, пролетая над «Невой», наткнулась на повешенную для просушки матросскую рубашку и упала на палубу. Оказалось, что она походит на небольшую селедку, а между длинными передними плавниками и туловищем у нее тонкая, почти прозрачная небольшая и крепкая перепонка. Спасаясь от преследования, рыбы выбрасывались из воды, растягивали перепонки, как будто расправляя крылья, и летели над морем.

Раз, когда вокруг долго не было видно ничего, кроме чистого моря, на горизонте вдруг показался белый парус. В подзорную трубу увидели, как судно переменяет курс, чтобы приблизиться к кораблям.

— Может быть, идет в Европу и возьмет у нас письма, — сказал Крузенштерн и приказал убавить паруса.

Оказалось, что это купеческое судно, идущее из Америки на остров Яву. Его капитан хотел проверить свои вычисления долготы и широты. Он сделал значительную ошибку и заблудился в океане.

Капитан сказал, что, огибая Африку, зайдет на мыс Доброй Надежды и охотно отправит оттуда почту. Он выполнил обещание: письма, спешно написанные в океане между тропиками и экватором, дошли до Петербурга через полгода.

Двадцать шестого ноября торжественно отпраздновали переход через экватор.

— Российские флаги впервые в Южном полушарии земного шара развеваются, — сказал Крузенштерн.

Капитан Лисянский подвел «Неву» почти вплотную к «Надежде». Матросы, расставленные на вантах и реях мачт, трижды прокричали «ура». Потом устроили праздничный обед и во время тостов палили из пушек. Все матросы получили по пиастру в награду и хорошее виноградное вино.

Попутные ветры, сопровождавшие корабли от Тенерифа, почти совсем прекратились около экватора. Погода часто менялась. Нередко наступал полный штиль, и корабли останавливались, как будто вдруг обессилев.

Потом налетал шквал, ветер свистел в снастях. «Надежда» и «Нева» то взлетали на гребни волн, то летели книзу, точно перекатываясь с горы на гору. Шквал обычно длился недолго и оканчивался таким проливным дождем, какого еще не видали матросы, впервые попавшие в тропики: казалось, что вода падает сплошным потоком.

Шквалы требовали от команды напряжения всех сил. Однако длительный штиль бывал еще досаднее: приходилось беспомощно стоять на месте посреди океана, и никто не мог сказать, когда окончится эта томительная остановка.

Натуралисты, впрочем, не теряли напрасно это время. Они ловили с шлюпки моллюсков и других морских животных, брали пробы воды, чтобы исследовать ее под микроскопом, опускали в море особые приборы, чтобы узнать температуру воды на разных глубинах. Этими последними наблюдениями особенно интересовался капитан Крузенштерн. Он изучал изменения температуры воды и морские течения, тщательно записывая все, что удавалось узнать.

В начале декабря корабли стали приближаться к берегам Бразилии. Однако Крузенштерн и Лисянский решили задержаться еще на несколько дней в море. Уже много лет шел спор среди моряков и географов о том, существует ли остров Ассенацио, обозначенный на картах под двадцатым градусом южной широты.

Некоторые мореплаватели сообщали, что видели его сами. Другие говорили, что это недоразумение, происшедшее вследствие ошибки в вычислениях: новым именем — Ассенацио — назван другой остров, действительно находящийся на той же параллели, но гораздо западнее.

Знаменитый мореплаватель де-Лаперуз тщетно искал остров Ассенацио, но некоторые утверждали, что он не довел поиски до конца.

Крузенштерн и Лисянский решили продолжать поиски, предпринятые Лаперузом, пройти там, куда не дошли его корабли.

— Мы тщетно ждали, что с мачты, на которой находился матрос, дабы следить за горизонтом, раздастся крик: земля! Убедившись, что Ассенацио помещается на картах напрасно, мы под всеми парусами пошли к Бразильской земле, — говорил потом Крузенштерн.

Одиннадцатого декабря, когда до берега Южной Америки оставалось еще несколько десятков миль и нельзя было увидеть землю даже в подзорную трубу, на «Неву» прилетела очень большая бабочка. Она села на борт и раскрыла крылышки, точно вырезанные из темно-синего бархата и украшенные светло-желтой полоской по краям. Вслед за ней появилось множество различных бабочек, тоже больших и красивых.

Команда кораблей смотрела на них с изумлением: даже наряднейшие российские бабочки казались по сравнению с ними мало заметными. Натуралист Лангсдорф, которому уже случалось в европейских музеях видеть бразильских бабочек, теперь тоже любовался их красотой.

— Эти бабочки, так же как птички, которые гостили у нас, когда мы шли мимо Африки, наверно унесены от земли сильным ветром, — объяснял Лангсдорф.

На другой день утром вдалеке показался мыс Фрио.

— Скоро будем в Бразилии, — говорили на кораблях.

После пятидесятидневного плавания всем хотелось поскорее сойти на берег.