К далеким голубым горам

Каждому из нас досталось по чашке, и это было приятное, согревающее питье.

Ко мне подошли Джублейн и Пим.

— Как ты думаешь, нападут они снова?

— Не знаю. Лестницы не принесли им успеха только потому, что мы были бдительны, но они могут подумать, что их колдовство оказалось слабым. Нужно ждать и смотреть во все глаза.

Атака длилась всего несколько минут, а сейчас все было спокойно. Мы выпили еще кофе, несколько человек вернулись в постели. Медленно прошел час, за ним второй. На востоке показался слабый серый свет — а может, это просто мне хотелось, чтобы так было.

Уоткинс, прячась за парапетом, подошел ко мне.

— Там снаружи лежат две лестницы недалеко от ворот. Прошу разрешения выйти и забрать их.

Я задумался. Открыть ворота — рискованно, но я был бы рад забрать у них побольше лестниц. Никогда прежде индейцам не удавались нападения на укрепленные форты, если они не успевали проникнуть внутрь, пока ворота открыты.

— Сколько человек тебе понадобится?

— Двенадцать, я думаю. По двое на каждую лестницу, а остальные — стоять наготове на случай атаки.

— Хорошо. Только сделать это надо быстро. И при первом движении с их стороны отступайте внутрь и запирайте ворота.

Мы ждали… Скрип тяжелых ворот прозвучал в тишине неестественно громко. Конечно, индейцы слышали его, но что они подумают? Что мы собираемся преследовать их?

Надо сказать, Уоткинс и его люди поворачивались действительно быстро. Несколько минут — и ворота снова захлопнулись, а лестницы оказались внутри — хоть две, и то хорошо.

Он подошел ко мне. Стало чуть-чуть светлее, и его широкую улыбку было нетрудно разглядеть.

— Там была еще и третья, которую мы не могли унести, так я надрезал ремешки, которыми она связана, — доложил он. — Погоди, пока они попробуют подняться по ней!

Наблюдая за темной линией леса, я думал о Нагуске.

Нить, которая связывает человека с местом предводителя, очень тонка, а он доверил свою удачу новой вещи, не индейской вещи, — и она подвела. Некоторые из них наверняка подумают, что это именно чужая вещь привела к поражению, другие будут обвинять его самого. Я мог ему лишь посочувствовать, ибо он показался мне способным человеком, хоть я и сожалел, что он так мало почитал своего отца.

И все же, не могло ли быть так, что он втайне любил его? Что все это была лишь маска, личина, предназначенная защищать его от подобных чувств? Ибо мало кто из индейцев, встреченных мною до сих пор, относился к своим отцам с благоговением, ибо у них все почтение, которые мы отдаем отцу, доставалось дяде с материнской стороны.

Мы ждали и ждали, но следующая атака так и не последовала, а небо тем временем постепенно светлело.

Тут и там на траве мы видели темные пятна, оставленные кровью пострадавших, но тел не было — ни живых, ни мертвых. Всех унесли в темноте. Мы нашли еще четыре лестницы, одна была брошена почти у самой кромки кустарника.

Как хорошо для нас и всех прочих, живущих за высокими бревенчатыми стенами, что этот новый способ войны подвел индейцев! Я раздумывал, как часто могло такое случаться — что воистину великое изобретение отбрасывали прочь из-за первоначальной неудачи. А лестницы сделаны как следует, вертикальные жерди чуть сходятся кверху, поперечины надежно привязаны сыромятными ремнями.

Когда я спустился вниз, у Абигейл уже был готов завтрак. Она не стала дожидаться, пока настанет пора накрывать общий стол, — знала, что я буду голоден. Я рассказывал ей о Нагуске, а она смотрела на меня и посмеивалась.

— Странный ты человек, Барнабас, ты, похоже, чуть ли не сожалеешь о его провале, — а ведь его успех означал бы смерть для всех нас!

— Лестницы — это было для них новая идея, Эбби. И ему, должно быть, пришлось спорить много часов, чтобы убедить своих воинов, что от них будет польза.

Я задумался.

— Да, я и в самом деле чувствую жалость к нему и надеюсь, что когда-нибудь мы с ним сможем увидеться снова — но при других обстоятельствах. Я хотел бы узнать больше о его отце. Как случилось, что он оказался здесь, и какое он носил имя. И из каких мест он происходил.

Саким с Пимом зашли выпить со мной кофе, и я поделился с ними своими мыслями:

— Как странно думать, что все наше знание, все наши умения могут представляться никчемными и ничего не стоящими для людей, непривычных к ним!

Саким пожал плечами:

— Так было всегда. Давным-давно находился я на корабле, плывущем к Молуккским островам, и мы остановились у одного островка поторговать. Там не знали ни стали, ни каких-либо иных металлов вообще. Инструменты, топоры, ножи — все было из камня. Был там один нож, красиво отделанный, и мне захотелось привезти его домой на память, и я предложил хозяину стальной тесак в обмен на этот его нож. Он оглядел мой тесак, повертел в руках, попробовал и был изумлен, увидев, как он легко режет, — а потом отдал мне обратно, а свой забрал. Он не хотел меняться. Он хотел иметь вещь известную и знакомую, а не этот странный инструмент, о свойствах которого он не знал ничего.

Саким отпил кофе.

— Неплох, — заметил он, — но на мой вкус слабоват. Надо когда-нибудь показать вам, как его готовят в моей стране.