К'гасная площадь

Заокнами черной ЫВолгиы хлюпаласлякотью ноябрьская Москва. Долгомостьев, словно арестованный, зажатый назаднем сиденье между вторым и директором, досадовал насебя заскверно сыгранные фотопробы: неожиданность и важность преображения слишком, по-видимому, отражались наего лице, когдагорбатый фотограф щелкал со всех сторон огромной своей камерою, адля этой роли главное: живость, органика, простота, -- но отчасти и с радостью досадовал, что вот, мол, и чудесно, и пусть не возьмут, и хорошо, что не возьмут -- еще чего не хватало! Впрочем, о настоящей неожиданности говорить не стоило, отнюдь не мужик проспиртованный открыл Долгомостьеву секрет сакраментальной его похожести, Долгомостьев и в детстве о ней знал, и чуть ли ни с младенчества: уже самые ранние, только что не голышом, снимки, с которых смотрел в объектив умненький кудрявый блондинчик, вызывали у тетушек, бабушек и соседей умильные реплики вроде ангелочкаи ну прямо вылитого Володечки Ульянова, аклассе, кажется, в седьмом отец привез из Москвы непривычную для У. форму: фуражку с кокардою, серые брюки ию китель! Не гимнастерку, асерый форменный китель с большими металлическими пуговицами, -- и это уж совсем получился не Долгомостьев, агимназист со знаменитого портретаиз знаменитой книги: ЫЯ вижу дом, где Ленин рос, И тот похвальный лист, Что из гимназии принесюы[1 Правда, бабушкаи учителя -- одно, аЫВолгаы, студия, Дулов -- совершенно другое. К этому Долгомостьев и впрямь готов не был, этого Долгомостьев никогдав жизни и не предполагал -- во всяком случае, в связи со своею похожестью.

Каз-да-ле-е-вский! -- заверещал выбежавший в прихожую назвонок седой утконосый человечек. Это же прямо каз-да-ле-е-вский! ЫЕы он вытягивал вверх, выпевал и при этом вертел недоумевающего, что значит Ыказдалевскийы, Долгомостьева(его из машины вели без пальто и без шапки, для ]сюрприза), как портной напримерке, и золотая звездочкаГероя соцтрудапобрякиваланаполосатой пижамной куртке. Вот! гордо, хоть несколько и заплетаясь, произнес второй. Вот, Семен Израйлевич, н-нашелю Семен Ильич! настоятельно прощебетал из глубины коридоранежный голосок. Семен Ильичю с едвауловимой ехидцею поправился второй.