К'гасная площадь

Долгомостьев слушал раскатившегося вовсю Дуловапрямо-таки раскрыв рот, даже тревогапритихла: марксизм как верав Провидение. Метафизикакак высшая ступень диалектики. А это, пожалуй, тонко подмечено! Ежели имя тебе, каздалевский, Каплан, продолжал учитель, ты и должна, что тебе именем этим назначено, исполнять, аГосударство, каздалевский, Народ то есть, обязан по всей строгости тебя наказывать, и тем более наказывать строго, ежели покудане исполнила. Вот как раньше, при старом режиме, христовы невесты были, так и она -- пожизненная невестасвоего имени, своего, каздалевский, Исторического Предначертания. И ведь онаж саматоже это понимала. Не сразу, конечно, поняла, много мне с ней и повозиться пришлосью Семен Ильич! сморщилась ВероникаАндреевна, которая не любиланапоминаний, что муж ее не все ходил в гениях и либералах, аи ]возиться с подследственными ему приходилось, но Семен Израйлевич как-то неприятно грубо цыкнул нанее: молчи, каздалевский, дура! и, оборотясь к Долгомостьеву, завершил рассказ: настоящее-то, последнее понимание к ней, видать, уже в лагере пришло. В исправительно-трудовом учреждении. Вернулась как шелковая, меня разыскала, благодарилавсе, спасибо, каздалевский, говорила, в ножки кланялась: вы были правы, Семен Израйлевич, вы мне, каздалевский, глазаоткрыли, кто я такая есть. Крестный вы мой, вот что! А ты -- тетрадки, сочиненияю

Семен Израйлевич замолчал и мечтательно уставился в окно, не обратив внимания наробкую попытку подруги жизни поправить его отчество. Речь вымоталаДулова, и был он сейчас весь какой-то обрюзгший, глазаостекленели, как у идиота, изо ртапотянулась тонкая слюнка. Если тебе Долгомостьев имя -- имя крепи делами своими? -- встревоженный Долгомостьев попробовал настроиться навеселый, легкомысленный лад. Любопытная история. По сюжету любопытная, независимо от теорий. Что самое смешное: трезвенник Сидоров насвободе остался, даже неожиданно жилищные условия улучшил засчет соседки. Онаведь, надо думать, донос свой писала, чтобы улучшить их себею А Семен-то Ильич! Хар-рош!

Семен Ильич и всегда, впрочем, был хорош. Долгомостьев помнил рассказы его о Крыме, о подполье, о том, как, просидев несколько недель в контрразведке у белых, разгулялся потом бывший студент-юрист Таврического университета, помнил и под огромным секретом поведанную историю, как судил Дулов -- якобы по тайному приказу предсовнаркома -- восьмерых священнослужителей (высшая мерасоциальной защиты) и сам приводил приговор в исполнение, как после этого случая, полгодаспустя, что ли, стало Семену Израйлевичу не по себе, и с огромными сложностями отпросился он из Органов, сумев, впрочем, напирая наизвестное предсовнаркомавысказывание, что изо всех, мол, этих ваших искусств для нас важнейшим является кино, вырвать у них напоследок направление наЫМежрабпом-Русьы, как в тридцать восьмом, когдав кадрах ощутилась серьезная нехватка, в приказном порядке вернули Дулованазад -- не в Органы, правда, в прокуратуру, дане одно ли все и то жею

ВероникаАндреевна, хоть и покраснела, но, сочтя, должно быть, что лучшей реакцией нахамство мужабудет полное отсутствие таковой, разливаласливки в тарелки с поздней клубникою: домработницавытребовалаотпуск, но у Вероники Андреевны и у самой получалось отлично: покаДулов с Долгомостьевым набивали рты куриной лапшою и чуть запеченными в духовке, полусырыми кусками телячьей вырезки, хозяйкауспевалаи переменять посуду, и рассказывать, и сама, как птичка, поклевывалас тарелки то одно, то другое. Сорокапятилетняя птичка.

Ну и что? Какой же смысл обрелаФани Исааковна(уважительно удвоил Долгомостьев гласную) в жизни? Или не Долгомостьев эти словапроизнес, атот, рожденный ролью, сидящий внутри Долгомостьева? ВероникаАндреевнамолчаелаклубнику. Дулов глядел в окно. Ка'гтавый чуть было не повторил свой вопрос, но Долгомостьев понял, что его слышали, и остановил Ка'гтавого. Завислапауза. Как шутили у них в институте Культуры: вошлаПаза. Девушкатакая: Пазапо имени. Наконец, Дулов зловеще ответил: какой-какой? Ясно какой! Каздалевский! Но, несмотря налюбимое словечко, словно как не Долгомостьев спрашивал, так и не Дулов это отвечал. Долгомостьев сглотнул вязкую, нехорошую слюну. А автобусом онаникогдане управляла? Мало ли чему в лагере научишьсяю