Вспыхнула луна, на миг вырвавшись из назойливо обволакивающих её туч и отчаянно бросила вниз лучи теплого желтого света. И в этой вспышке я отчетливо увидел, как пусты глаза Гилберта, как безжизненна его улыбка и мертвы движения. Дрожь мерзкой волной прошла по моему телу, и я схватился за рукоять меча. Тот, кто называл себя Гилбертом, вдруг подобрался и прыгнул в мою сторону, мгновенно став меньше ростом. Шерсть клочьями покрыла его худое тело, и остроконечные уши прижались к бугристому черепу.
Свистнула стрела!
Её сверкающий быстрый прочерк пронзил костлявое тело, вспыхнувшее тусклым мгновенным пламенем. Стоявшее под деревом существо, уже утратившее облик Молчуна, с визгом рванулось в сторону, и вторая стрела безжалостно впилась ему между лопаток в тот момент, когда монстр уже скрывался за стволом дерева. Тело охватило багровое пламя…
То, что лежало на земле и дотлевало последними чадящими искрами уже никак не походило на человека. Страшные, вытянутые вперед челюсти, с мелкими оскаленными зубами, длинные когти на руках, в последнем жадном усилии протянутых ко мне.
— Это вурд, — услышал я сзади спокойный голос.
Из кустов, сильно хромая вышел человек. Он подошел к телу и хладнокровно выдернул стрелу с обугленным наконечником. — Видишь? Он принял облик того, кто, по видимому, дорог тебе.
— Я уже понял, — сказал я пересохшим ртом и подошел к незнакомцу, стараясь не приближаться слишком близко к скрюченным лапам вурда.
— Правильно делаешь, что остерегаешься, — усмехнулся человек. — Вурд опасен даже убитый. Только утром от него останется зола, а пока он может вцепиться и мертвыми когтями.
Я содрогнулся, глянув ему в лицо, и крепко пожал руку своего спасителя:
— Спасибо, друг! А я, понимаешь, дремал, слышу — зовёт…
Затрещали кусты и взъерошенный Кис выскочил на поляну, размахивая кинжалом. Увидев нас, он остановился и экспансивно воскликнул, вращая глазами:
— Oго! Мама мия, целых два вурда! Ну, никакого покоя нет от этих приключений. Привет, странник. Спасибо, что спас этого невежу, а то без меня, он, как младенец в лесу. Глаз, да глаз за ним, героическим нашим.
Человек, чье лицо было страшно и неприятно изуродовано шрамом, вывернувшим ему одно веко, молча повернулся и заковылял к костру, пройдя мимо нас. Я пошел за ним, оглядываясь на два безмолвных трупа. Кис обрадовано затрусил рядом. Когда мы продирались сквозь кусты, он шепнул мне:
— Мрачная личность, да? Судя по одежде — студент. А как его покалечило… рука левая почти не разгибается. Заметил, как он стрелял? И эта суровая загадочность… Не представился…
Незнакомец вдруг остановился, немного не дойдя до костра, и с неожиданной, какой-то врожденной ловкостью повернулся. Он внимательно смотрел на нас, и у меня хватило мужество не опустить глаз под его тяжелым и странно горящим взглядом.
— Меня зовут Джироламо, — сухо сказал он.
Светало. Костер догорел. Тянуло утренней свежестью. День проявлялся, как фотографическая карточка, постепенно раскрывая все свои краски. Кис задумчиво ворошил прутиком угли.
— М-да, как это ни прискорбно, но мы влезли в самую сердцевину этой безумной страны и можем ad oculus, то бишь, воочию, убедиться в том, как здесь средневеково, неприглядно и безрадостно. Как говорится, bellum omnium countra omnes — сиречь, война каждого против всех.
— Что это тебя на латынь потянуло? — тихо спросил я.
— От великой печали, — пропыхтел Кис.
Джироламо говорил спокойно и размеренно, привычно прижимая к груди руку, неумело обмотанную грязным бинтом:
— Вурды властвуют здесь, а продажные лорды ликуют — у них есть теперь средство держать народ в страхе. Убийства и грабёж здесь норма. Души лордов прожжены насквозь, и только пепел, зола, прах остались у них вместо сердца.
— А король?
— Никто не знает, жив ли он. Когда началось нашествие, лорды взбунтовались. Несколько отрядов наёмников заняли дворец. А через несколько дней лорды заключили мир с вурдами, но окончательно перегрызлись между собой.
— Хочешь, я скажу тебе, как это происходит? — невесело спросил я. — Каждый рвётся на трон, каждый чеканит свою монету, каждый старается разорить соседа и все вместе без конца лижут задницу вурдам, заключают союзы, целуют крест на вечную дружбу… и снова предают.
— Ты прав, — помолчав, ответил Джироламо.
— Он хорошо учился в школе, — встрял Стивенс. — А какая ни на есть героическая фигура? Есть ли некий дяденька, а может быть и некая Орлеанская дева, вокруг которой собирается народ, дабы скинуть ярмо, выбрать короля и прочее?
— Есть, — сказал Джироламо. — Я проведу вас. Надеюсь, что мы доберёмся живыми.
Кис кашлянул и промяукал:
— Тысяча чертей, я ещё не разучился разить и пронзать!
Джироламо взглянул на кота и тот, смутившись, принялся усердно тыкать прутиком в потрескивающие остатки головней.
Молчание…
Над нашими головами бесшумно пронесся огромный нетопырь. Мелькнула мерзкая торжествующая морда и хилые когтистые лапки. Джироламо вздрогнул и потянулся к луку. Я вскочил на ноги, а Кис прижал уши и опасливо глянул вверх, припав к земле всем телом. Нетопырь исчез в мутной предрассветной мгле.