К ясным зорям (К ясным зорям - 2)

- Яринку?! - так и встрепенулась моя жена. - Ребенка?! Да вы что, сдурели?!

- А докуда ж ей сидеть? От покрова пошел семнадцатый. Девка взрослая и работать умеет. К тому же и добрые люди попадаются. Хозяйственные люди!

- Куркульские! - выдавил из себя Степан.

- Куркай, не куркай, за голодранца не отдам!

Степан затих, прищурился.

- А за кого же это? - спросил я.

- Вот позовем на помолвку - увидите! Ого-о, такой парубок!

- Ой, рано вы, София, губите жизнь ребенку!

- Лишь бы не поздно! - София начинает сердиться, видимо, не очень уверена в своей правоте. - Говорю же вам, Иван Иванович, девка что рассада: ни малою ее нельзя садить - слабые корешки, ни старою - не примется. А так - чтоб в самую пору. Я вот в семнадцать вышла, ну и что, не усохла же?.. Вот ученые вы, а понятия не имеете!.. Да и сама Ярина не против этого... Ого-о... Вприпрыжку побежит.

Степан весь потемнел. И что это с ним творится?

Только Диодор Микитович поддерживал свою соседку по столу:

- Девки, они живучие, каналии! Чем больше ее поливають, тем она буйнее растеть. - И подкрутил рыжий кончик уса.

- А по-моему, это преступление! - возмутилась Нина Витольдовна.

- Э-э, Нина Витольдовна, вам если б вернули барщину, то, может, и в четырнадцать отдали бы! А у мужиков еще по-божески. А при старом прижиме, бывало, как припечет, то и пятнадцатилетних не миловали. Повезут к архерею, тот взглянет на нее - в теле девка, поплещет ниже спины, словно ненароком пазухи коснется - и этого добра достаточно! - и благословляет: плодитесь и размножайтесь! А для чего люди живут?.. Справлю свадьбу, как бы враги ни бесились!.. Слышь, Степан, иль заснул?..

Нина Витольдовна сидела тихая и грустная. Вероятно, обидела ее София своим напоминанием о барщине, а может, задумалась над своей судьбой, которая мало чем отличалась от участи осчастливленной браком крестьянки. И может, разница только в том, что у одной ярмо было кленовое, а у другой позолоченное.

Счастье мое земное и горе, хочешь - кровь свою выцежу каплю за каплей, только бы чело твое прояснилось от мысли о счастье? Хочешь - отдам себя рассечь на куски, чтобы могла почувствовать: ты не одинока на свете и что есть люди, готовые для тебя и на это! Как я счастлив, что возраст мой жаждет не безумств, а только тихой молитвы - на красоту твою, на чистоту твою, на святую доброту твою. Только не проведай об этом - мне хочется вечно иметь право на праздник души, пожизненное право боготворить тебя. Вечное право на святую тайну, право перед смертью вспомнить тебя первой и последней. Только не проведай об этом!..

Вот так мне хотелось петь, когда Фастивец стал догонять годы молодые:

Запрягайте коней в шоры,

Вороных, удалых...

Ибо у каждого из нас своя большая тайна и единственная на свете песня.

Годы молодые мы так и не догнали. Помешала этому Катя, она влетела в комнату с довольно большой палкой.

Невозможная девчонка со слезами на глазах и в голосе сказала:

- Вы тут пьянствуете... поете! - покачала головой. - А других, смелых... бьют!

- Кого? Что?

- Юных пионеров! Вот кого!

Я выскочил из-за стола и начал торопливо одеваться. Катя подбежала ко мне и, подняв вверх ладошку, успокоила:

- Не надо, не надо, Иван Иванович! Я разняла. Я им показала, как бить ю-пе!

- Ты?! - Я вытаращил глаза. - Ты, дитя мое, ввязалась в драку?!

- Я не ввязывалась! - вдруг всхлипнула моя невестонька. - Я только их палкой разнимала!

Я схватился за голову, затем почему-то за живот. И только потом догадался, что мне смешно. Я захохотал, и гости тоже начали смеяться.

И конечно, не спросил даже, что стало с Виталиком, - ведь он был вне опасности, если в защиту его стала такая воительница.

Но, вспомнив о ревности Евфросинии Петровны, я все же промямлил:

- Ну, а Виталик?.. Виталик...

- Он подает первую помощь потерпевшим.

- От кого... потерпевшим?

- Ну, какие же вы, Иван Иванович!.. От палки. - Она подняла и показала всем большую пастушью палку.

Я снова захохотал:

- Дитя мое! Ты настоящий чертенок! В кого ты такая удалась?

- Вам смешно, да, - склонила она головку на плечо - жалобно и возмущенно. - А мне пришлось приводить в чувство аж четырех мальчишек! А это вам не шутка!

- Из-за чего ж они завелись? - спросила ее Евфросиния Петровна. А мне кивнула головой, указывая на дверь.

Но я, повторяю, уже знал, что жизнь нашего бойца вне опасности, и потому продолжал стоять, держась за щеколду.