К ясным зорям (К ясным зорям - 2)

- Послушайте, вы!.. - вдруг прорвало меня.

Но Палажка и не шелохнулась.

- Чего кричите? - прогнусавила она - без сердца, без злобы, без вины, без страха. - Говорите, чего пришли. Робить треба.

Мы и вправду мешали ей. Невелик праздник, невелика беда, когда кто-то дурной пожелает свести счеты с жизнью. А время не сидит на колоде, а солнце не стреножено.

И мы уже было направились в другую комнату, как под окном кто-то протопал. Саданул ногой сенную дверь, задребезжал щеколдой внутренней, и на пороге на какое-то мгновение застыл Степан Курило. Он, казалось, и не заметил нас. Глаза злобно округлены, весь подался вперед - вот-вот прыгнет, сомнет, изувечит.

- Ты!.. - шевельнул губами, обращаясь к Палажке.

И она поняла. Еще больше потемнела в лице и быстро перекрестилась. Степан рванул саблю из ножен и прыгнул вперед. Откинул назад руку и, резко хекнув, описал клинком блестящую и тоненькую, как молодой ледок, дугу. И сам едва не упал. Острие клинка вонзилось в матицу дюйма на два. Я ринулся к обезумевшему человеку, охватил его за плечи, Нина Витольдовна и Павлина загородили старуху.

- Степан, опомнитесь!.. Вы с ума сошли! Лю-у-уди!..

А он хрипел, с силой вырывался, конвульсивно дергал саблю. Я терял последние силы, а он напирал на меня, как медведь, обдавал горячим дыханием, ненавидел. Вдруг внезапно обмяк и затрясся в злом рыданье.

- Г-гады шипящие!.. Отбили... отобрали... последнее!.. Да и то, ненавистные, погубили!..

Он еще раз рванулся к Палажке, но с меньшей яростью, и я его сдержал.

- Степан!.. Ради бога!.. Отойдите, говорю! А то...

Он бессмысленно глянул на меня и быстро пришел в себя. Немного попятился назад, кинул фуражку наземь.

- Тьфу!.. Падло!.. Руки марать!.. Н-не. - Еще раз посмотрел на меня, опустил голову. - Извиняйте. Благодарствую. И еще раз... спасибо великое. - И твердым шагом направился во вторую комнату. Мы все быстренько протолкались за ним.

Очевидно, от страха Яринка прикрылась рядном с головой, но, заслышав наши шаги, на миг ожгла нас диким взглядом.

Степан, вероятно, забыл о нас.

- Ягодка моя!..

Громыхнув саблей и прикладом карабина, опустился перед постелью на колени.

- Яриночка!

Уткнул голову в подушку.

- Да лучше б я не родился на свет!

Яринка приподнялась на локте, а потом села. Смотрела на склоненные плечи отчима с удивлением и всезнающей мудростью. Перехватила мой взгляд и порывисто закрыла шею локтем.

Степан тяжело поднялся и уже спокойным и твердым голосом велел падчерице:

- Одевайся.

И, сурово глянув на нас всех, первым вышел из комнаты.

Палажка так и стояла в своем закутке.

- И сундук заберете?

Степан прищурился от ненависти.

- Н-нет! - процедил сквозь зубы. - Сами привезете. - Помолчал и изменил решение: - Да нет, не так. На руках принесете. А не то порубаю. Всех. Пошинкую. Слыхала?.. Запомни. И чтобы днем несли. А то и хату спалю дотла. Помирать, так с музыкой. Я сказал. - И он отвернулся от нее почти с равнодушным видом. Снял из-за спины карабин, отстегнул саблю и все передал мне. - Вы, Иван Иванович, сами были воякой... А то тут женщины... не знают, с какого конца это взять...

Снова вошел в комнату и спустя минуту появился с Яринкой на руках. Высокая и худенькая, молодичка обвила его повиликой.

- Открыва-а-ай! - гаркнул Степан на старуху. И ко мне - без тени улыбки: - Как замешкает, рубайте куркулиху от плеча до пояса!

Судьба и Палажка освободили меня от исполнения Степанова приказа.

И мы шли по улице так: впереди Степан с своей дорогой ношей растроганный, заплаканный и страшный в своей нежности, за ним, как свидетели его великого горя и отцовской любви, Нина Витольдовна с Павлиной, а позади всех я - с карабином и саблей в руке - его ненависть и решимость.

- Доня... доня... цветик мой лазоревый!..

И люди молча смотрели на нас и видели нас, как и нужно было видеть: вот так мы вступимся за каждую униженную душу. Связанную путами - земными и небесными.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой автор рассказывает, что София не

знает, как и поступить, и как Степан превысил свои полномочия, и что

из этого вышло

Временами Степану казалось, что живет в нем два человека. Конный милиционер Степан Курило нес службу старательно и дисциплинированно. Каждый день чистил коня, оружие, отбывал дежурства. Один или с товарищами ездил по селам, вместе с представителем сельсовета и понятыми "трусил" самогонные аппараты, деловито и без тени жалости разбивал пузатые бутыли с сивухой; производил обыски у богатых мужиков и частенько находил - там, где предполагалось, и вполне случайно, - обрезы, револьверы, винтовки и патроны, бомбы и всякое холодное оружие; задерживал в селах приблудных мужиков, которые с удивительной поспешностью устраивались в приймы к овдовевшим солдаткам, а потом оказывалось, что это "казаки" из разгромленных петлюровских банд Струка и Шкарбаненко, прочесывал леса, вылавливая грабителей, - и все это напоминало ему подзабытый полк, конную разведку, походы, а то еще и караулы на покинутых зимних квартирах, где чувствуешь себя немного свободней без недреманного ока высшего начальства, но с удвоенными вниманием и ответственностью.