К югу от платана

Я вскинула бровь, но возражать не стала. Генри хотел сюда вернуться, мне же не терпелось отсюда уехать.

– А сам ты откуда?

– Родился и вырос в Огайо, – подобрав меловую доску, он распахнул передо мной и Флорой входную дверь и кивнул на цитату. – Думала о доме?

Сквозь листву просачивались солнечные лучи, оставляя на тротуаре кружевные тени. И я ступила туда, чтобы Флора не перегрелась на солнце.

– В каком-то смысле да, ведь этот магазин для меня все равно что дом. – Сердце забилось у меня прямо в горле, но я все же нашла в себе силы спросить. – Ты многое тут собираешься поменять?

– Только одно.

– Пожалуйста, не говори, что хочешь закрасить фреску.

Я знала, что биться за нее буду насмерть, как бы ни старалась всю жизнь избегать конфликтов.

– Нет, фреска останется. – Он отступил от меловой доски, поднял на меня глаза и произнес: – Но я хочу снова построить в мастерской крепость из подушек.

5

– Я вам никогда не рассказывал, как Кобб Бишоп увел у моего папаши сотню долларов, двести акров земли, две говяжьи туши и его любимую трубку? – спросил Кэлвин Андерхилл. Застыв в дверях магазина «Корма и семена Кэла» с собственной шляпой в руке, он перекрыл судье Квимби выход на улицу.

Миссис Квимби поручила ему купить корма для птиц, но стоило судье войти в магазин, как перед ним вырос Кэлвин и попросил уделить ему минутку. Судья покосился на его руки. Грубые, мозолистые. С черной каймой под коротко остриженными ногтями. По таким рукам сразу было видно, что хозяин их привык к тяжелому труду. Ферма Кэлвина была одной из самых прибыльных в округе, а самого его все почитали за доброго, честного, богобоязненного человека.

– И как же Коббу это удалось?

На щеках Кэлвина вспыхнули яркие пятна.

– Он обжулил его в пул, сэр.

Судья мог бы сказать, что идиот, отважившийся играть с Коббом в пул, получал ровно то, что заслуживал. Вся округа знала, что патриарх семьи Бишоп – человек обаятельный, но отпетый мошенник.

Кэлвин тем временем продолжал:

– А Мак Бишоп в старших классах губу мне разбил. А я и не сделал-то ничего, заметил только, что у него ботинки дырявые. Он вообще вечно задирался. Когда прошел слух, что его убили в кабацкой драке, я лично вовсе не удивился. Да и никто в городе не удивился.

У Бишопов было пятеро детей. Три мальчика и две девочки: Мак, Уэйд, Тай, Блу и Персиммон. Старшему, Маку, было всего двадцать, когда он погиб неподалеку от Форта Джексон. Выживи он, и они с сорокавосьмилетним Кэлом сейчас были бы ровесниками. Судья подумал еще, что раз уж это Кэлвин в тот раз завел речь о башмаках Мака, то еще вопрос, кто из них первый начал задираться.

– И вам известно, конечно, – не унимался Кэлвин, – что в тот день, когда Уэйд и Тай вломились в «Блэксток банк», как раз была смена моей мамы. Ей-богу, это потрясение у нее десять лет жизни отняло, упокой Господи ее душу.

Правда это или нет, судье было неизвестно. Однако он точно знал, что в день ограбления с жизнью попрощались только сами Уэйд и Тай. Пытались удрать с деньгами на автомобиле, потеряли управление, машина упала с эстакады и загорелась. Блу в то время было одиннадцать лет. Ее еще и подростком назвать было нельзя, а она уже потеряла отца и трех братьев. Пожалуй, столько смертей и горя и для взрослого-то было бы чересчур, что уж говорить о ребенке.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросил судья, подозревая, что заранее знает ответ. Вот уже несколько дней его по всему городу подстерегали люди, жаждавшие поделиться своим мнении о Блу и о том, как следует поступить с подкидышем.

– О Блу мне сказать нечего, я с ней особо не пересекался, – отозвался Кэлвин. – Но она Бишоп, и лично мне этого уже достаточно. Того ребенка, что она нашла, нужно спасать от нее. Любой ценой.

Блу

– Правда же, такое чувство, будто мы вернулись в прошлое? – спросила Перси пару дней спустя, когда мы, стоя на четвереньках с мокрыми тряпками в руках, отскребали деревянные половицы в гостиной. От работы ее румяные щечки раскраснелись больше обыкновенного.

Судебный следователь должен был зайти к нам сегодня днем, и мы затеяли генеральную уборку. К счастью, эта комната была последней в нашем списке, потому что я уже падала от усталости, а еще ведь даже и восьми утра не пробило.

Я взглянула на Флору. Завернутая в пеленки, она лежала в колыбельке, а над ней, подвешенные на специальном держателе, раскачивались разноцветные игрушки.

– Стоит мне вдохнуть запах уксуса, как я сразу же переношусь в детство.

Твайла считала, что не бывает на свете грязи, с которой нельзя было бы справиться при помощи уксуса. Он приходил ей на помощь всегда: когда нужно было вымыть окна, полы, отстирать въевшиеся пятна, вывести дурной запах и даже вылечить бородавки.

– Честное слово, мне иногда просто так запах уксуса чудится, даже когда его рядом нет, – продолжала Перси. – Такое чувство, будто в детстве я так часто его вдыхала, что он теперь записан в моем генетическом коде.

– Даже не сомневаюсь.