К Колыме приговоренные

Перестала Анна Андреевна вмешиваться и в его геологические дела. Случилось это, когда на одно из её предложений он обрезал:

— Не твоё дело!

После этого Анна Андреевна дома замкнулась в себе, а на работе делала вид, что соломатинские дела её не касаются.

II

В тот день, когда Соломатин после заседания бюро райкома злой ехал на перевал, Анна Андреевна была там и занималась документацией поднятой из скважины породы. День был солнечный, сбегавший с соседней сопки ветерок приносил запах чёрной смородины, рядом весело Журчал ручей, и у неё было хорошее настроение. Рабочие, остановившие на время её документации бурение, недалеко собирали грибы и бруснику.

— Анна Андреевна, — звали они её весело, — идите к нам!

Анна Андреевна и рада была бы пойти к ним, да хотелось скорее закончить работу. Помогал ей промывальщик Юлий Маркович. Он недавно вышел из заключения и, видимо, поэтому всё ещё держался от всех в стороне. Худой, с лицом, словно снятым со старой иконы, он был похож на больного, ещё не поднявшегося с постели. Глаза у него были по-еврейски выпуклые, а ресницы, как у молодых женщин, длинные. За что такого человека могли посадить в лагерь, догадаться было трудно. Когда Анна Андреевна закончила документацию и собралась идти за брусникой, нагрянул Соломатин.

— Почему стоите?! — закричал он, выскочив из машины.

Анна Андреевна пыталась было ответить ему, но он зло крикнул:

— Не твоё дело! Где мастер?!

Подошёл мастер.

— Немедленно собрание! — приказал ему Соломатин.

На собрании, срываясь на мат, он кричал:

— Я вам, сукины дети, покажу, как не работать!

И грозил всех пустить под расчёт. Рабочие молчали, и это ещё больше злило Соломатина.

— Мастер, отвечай! — приказал он.

— А что отвечать! — сказал мастер. — Бури — не бури, а золота-то нет!

— Чего?! — не понял его Соломатин. — Какого золота?!

Когда до него дошло, что надо мастеру, он взорвался:

— Ты за что у меня зарплату получаешь? А? За золото или за скважины?!

— А ты на меня не кричи, — спокойно ответил мастер. — Таких, как ты, я видел!

Фамилия мастера была Зубов. На Колыме он прошёл огни и воды, сидел в лагере, за побеги его били и травили собаками, и теперь он был похож на вытесанного из грубого камня буддийского монаха.

Расходились с собрания, как из бани, где всех окатили помоями. «Выходит, мы быдло», — думали многие. Видимо, чудовищный молох Дальстроя не до конца выдавил из этих людей стремление стать человеком не только через личное благополучие, но и в осознании своей полезности в общем деле.

Домой Анна Андреевна ехать с Соломатиным отказалась. Она решила, что здесь, наедине с собой, быстрее отойдёт от боли, нанесённой ей грубым поведением мужа с рабочими.

— Баба с возу, кобыле легче, — сказал ей на это Соломатин.

Ночевала Анна Андреевна в кухонном балке с поварихой Варварой. Это была бойкая и ловкая на руку баба. Вечером они напекли блинов, а когда сели за стол, Варвара достала бражки. Выпив, Анна Андреевна стала плакать.

— Не плачь, дурёха, — успокаивала её Варвара. — Все они одинаковы: сначала на руках, а потом на пинках.

— А у меня и на руках не было, — не могла успокоиться Анна Андреевна.

Выйдя перед сном на улицу, она увидела сидящего у затухающего костра Юлия Марковича. В ситцевом покрывале белой ночи он был похож на седого старца, поникшего в своих горьких думах. «И у него, наверное, не всё ладно», — подумала она и подошла к костру.

— И вы не спите, — не удивился ей Юлий Макарович и, подбросив сухих веток в костёр, закурил. А потом, мягко улыбнувшись, заметил: — Вот ведь в лагере не курил, а тут — на тебе!

— А что так? — спросила Анна Андреевна.

Горько усмехнувшись, Юлий Маркович ответил:

— А в лагере я, Анна Андреевна, жил надеждой: выйду из него, и вот она тебе — новая жизнь! Бери её и знай радуйся. А перед самым освобождением возьми да на пилораме палец, — показал он на его обрубок на левой руке. — А ведь я до лагеря-то, Анна Андреевна, скажу вам откровенно, в неплохих артистах ходил и был, можно сказать, известным скрипачом. Ну, а теперь… Ах, что палец? Вот, в жалких промывальщиках хожу.

«Господи, его-то за что могли посадить?» — думала Анна Андреевна.

— Ах, всё просто! — словно угадав её мысли, сказал Юлий Маркович. — Дочка моя за рулём сидела, а тут он, этот пьяный. Ну, и всё — прямо и насмерть. И что тут поделаешь, Анна Андреевна? В милицию: берите, говорю, за рулём я сидел. Вот и посадили.

— Но вас, наверное, дома ждут? — спросила Анна Андреевна.

— Что вы! — удивился Юлий Маркович. — Разве из заключения кого-то ждут! Жена другого нашла, а дочка, бог ей судья, сначала писала, а потом перестала. Видно, не до меня.