К Колыме приговоренные

Когда Колин отец пришёл к Бирюку во второй раз. Бирюк его побил и спустил с крыльца. Освидетельствовав побои в больнице, Колин отец подал на Бирюка в суд. Понимая, что на суде ему дадут срок, забрав Колю, Бирюк из посёлка скрылся. Остались от Бирюка с Колей дом с забитыми окнами, колесо обозрения и бревенчатая избушка. Зимой здесь всё в глубоком снегу и стоит мёртвая тишина, летом, когда дуют ветры, колесо обозрения скрипит, в бревенчатой избушке гудят сквозняки, по крыше дома хлопает кусок надорванного толя. Дети сюда не приходят. Их пугает пустой дом с забитыми окнами.

III

В посёлке угледобытчиков живет бабка Агашиха. Ей уже за семьдесят, но она шустрая, и ноги её носят, как молодую. Сложена Агашиха костляво, на сморщенном в стручок перца лице нос похож на кривую сосульку. В посёлке она практикует народную медицину, снимает сглаз и порчу. При советской власти её сильно зажимали: стыдили в поссовете, выставляли на всеобщее посмешище и даже напускали комсомольцев и милиционеров. Приходилось изворачиваться и прятаться. При демократах она воспрянула духом и практику свою поставила на широкую ногу. Дома, чтобы посетитель при входе в него сразу робел и ломал шапку, в верхний угол поставила киот с лампадкой. Бабы к ней ходили лечить детей, мужики шли, чтобы избавиться от алкоголизма. Заговоры от любых болезней у неё начинались с одной и той же фразы: «Как на море Окияне да на острове Буяне лежит камень Алатырь, а под ним сидит Упырь». Камень Алатырь олицетворял чудодейственную силу. Упырь — нечистую, от которой и шли все болезни. В конце заговора она говорила: «Аминь, аминь, аминь, над аминями аминь», и давала для употребления с едой, в зависимости от болезни, сушеных пауков, мышиного помёта, собачьей крови и земли со свежей могилы. Так как люди склонны больше выздоравливать, чем умирать, в чудодейственную силу Агашихи верили, а кто не верил, всё равно к ней шёл, надеясь на то, что хуже не будет. Даже деревенское просторечие шло на пользу Агашихе. Одно дело, когда врач в белом халате и тонометром в руках говорит с тобой на безразличном к твоей болезни языке и смотрит на тебя, как на посетителя, которых у него за дверью длинная очередь, и другое, когда перед тобой Агашиха, участливая в твоём горе, как в своём, и простая, как древняя старица из тихой обители.

Как в любой медицинской практике, и в Агашихиной были неудачи. Заболел как-то у соседки муж. Лежит месяц, два и вот уже, похоже, скоро помрёт. Соседка к Агашихе.

— Помоги, милая, — просит она, — недолго и умрёт завтра.

— Ты ето, милая, не гоношись, — говорит ей Агашиха. — Набери с яго поутру мочи в баночку, а я положу в ея кипрею свежаго. Как к утру завтряму кипрей зелёным останется, не помрёт твой суженый, а сжухнет да почернеет, воля божья, преставится.

Утром на следующий день с этой баночкой Агашиха бежала к соседке.

— Радуйся, радуйся, — махала она ею со двора, — кипрей-то зелёный!

— Чтоб ты сдохла! — зло бросила с крыльца ей соседка и захлопнула перед ней дверь.

Сосед, оказывается, в эту ночь преставился.

Когда в стране объявили, что каждый имеет право на любое вероисповедание, цена Агашихи стала выше. И это понятно. Народ в посёлке по части религии по-прежнему был тёмным и понять, что настоящий верующий в таких, как Агашиха, видит не божьих слуг, а слуг дьявола, не мог. Не понимала это и учительница начальных классов Серафима Антоновна, хотя она-то и являлась первым пропагандистом православного вероисповедания в посёлке. С присущей ей настойчивостью, она убедила директора школы в необходимости провести в её классе в виде эксперимента урок по Слову Божьему. Понимая, что детям нужно не только слово, но и яркий пример его воплощения в жизнь, она на этот урок пригласила Агашиху. Так как Агашиха о Боге никогда глубоко не думала, и зачем её зовут в школу, плохо поняла, она согласилась.

После слова о Боге, взятого из Евангелия, Серафима Антоновна обратилась к Агашихе:

— Агафья Ивановна, скажите и вы своё слово.

— А чё говорить-то? — не поняла её Агашиха.

— Ну, например, что случится, если дети не будут верить в Бога? — предложила Серафима Антоновна.

— А я знаю? — удивилась Агашиха.

Серафима Антоновна растерялась.

— Ну, а сами-то вы, Агафья Ивановна, наверняка, в Бога верите, — оправившись от растерянности, сказала Серафима Антоновна.

— А ето я не знаю, — ответила Агашиха.

Урок Слова Божьего был сорван. В коридоре Серафима Антоновна со слезами на глазах говорила:

— Агафья Ивановна, ну как вы так могли? Вы мне всё испортили!

У неё, как в родимчике, дёргалось правое веко и дрожали руки. Заметив это, Агашиха решила, что на Серафиму Антоновну кто-то напустил порчу. Отведя её в угол коридора, она зашептала:

— Милая, узнай, куда он до ветру ходит, да на тоё место и сама до ветру сходи. Враз всё снимет.

— Кто он? — не поняла Серафима Антоновна.

— А кто порчу на тебя напустил, — ответила Агашиха. — А не то, — добавила она, — ко мне приходи. Вылечу.

Убегая от Агашихи в свою учительскую, Серафима Антоновна плакала.