Все было великолепно — но что мог сказать Вейр, когда вместе с кипой распечаток Юэр положил перед ним лист из «разговорного блокнота»: «Надо же хоть как-то ваши затраты компенсировать, а, напарник?..»
из несохраненных файлов
«…мило, господа, право же, мило… Презабавно писать о безруких воинах, безногих спортсменах — нестандартные трактовочки… Вот и затеяли сказочку о Немом Корректоре. Мной, гады, написали. У каждого остается шанс, кто-то его даже использует, и вот уже многочисленные читатели исходят слюной от восторга: «Се — человек!» Но чем мне заменить резонансы точечных построений, где важно даже изменение в полтона, где интонирование едва ли не важнее грамотно подобранных слов…
…У меня уже нет сил жалеть… Разве что страшно смотреть на братьев, и не могу злиться на их нелепые попытки изменить ситуацию…
Как набат в памяти — обжигающие, падающие ударами слова наставника: «Только не молчи! «Словесник» не имеет права молчать — или он хрен собачий, а не «словесник». Не молчи! Не молчи!!!»
Простите, Александр…»
Глаза начинали слезиться, а мышцы спины сводило намертво — тогда Юэ отползала от компа и бросала тело в кресло. Надо было чем-то занимать руки, и она выкопала старые, принесенные когда-то, кажется, напарником, четки. Бусины неощутимо проскальзывали под пальцами — и так же бесследно скользили дни. Душеспасительными беседами ей уже не надоедали — поняли, что в петлю не полезет… Но и Корректора к себе не подпустит.
А Юэ возвращалась к машине, и усиленно штамповала «шедевры» — (их уже привыкли ждать, читать, принимать «на ура») — либо в одиночестве уходила бродить по городу — этого ей не мог запретить никто. Юэр поначалу пытался прослеживать ее маршруты, но бросил по сле того, как напарница с непосредственной улыбкой выложила на стол полтора листа любовно распечатанного отборнейшего мата. В его адрес. С рукописным P.S. — «…я, может, и калека…»
Ее оставили в покое, надеясь, что попахивающая стерильностью «нирвана» рано или поздно приестся, и Юэ все-таки вернется…
из несохраненных файлов
«…они оставили меня в покое, несколько обиженно заявив: «Перебесится!» и с радостью принялись за более интересные занятия, не забывая, впрочем, время от времени коситься в мою сторону, ожидая возвращения. Это просто защита. Наверное, такая же пустая над ежда согревает души похоронивших близкого человека. Случайный взгляд на кладбище, нелепая мысль: «А вдруг…» Ой, ребятки, ребятки, бойтесь андедов — они же, все-таки, кусаются…»
Полусумрак, претензия на витражи, дешевенькая попытка уюта. Маленький зальчик, почти тесный, но почему-то не вызывающий желания немедленно сбежать наружу. Не вызывающий вообще никаких желаний. У стойки копошились малолетки, посетители постарше занимали столики, и никто — никто! — не интересовалась Юэ: слава богу.
Кофе в маленькой чашечке неторопливо стыл, бусины четок скользили в пальцах, и блаженное несуществование — без мыслей, эмоций, желаний казалось почти близким…
— Девушка, у вас свободно?
Она безразлично кивнула подошедшему и снова равномерно распределила свое внимание между четками и кофе. Пришелец неловко примостился напротив, водрузив на столик… ого! — недешевый коньяк в немалом количестве. Мысли соскользнули по блестящей поверхности бутылки на маслянистую жидкость в рюмке, соскользнули и…
— Девушка, Бога ради простите — я не с целью приставать… но, может… Вы не выпьете со мной? Простите…
Его забавное смущение пробилось сквозь туманно-серую завесу. Пальцы Юэ, отпустив четки, вдруг тронули тонкую ножку рюмки… На короткое мгновение ее зрачки привычно превратились в бойницы… но лишь на мгновение. Сидящий перед ней — довольно молодой, психокод — средний горожанин, потенциал — норма, настройки… — впрочем, неважно, суть в том, что сидящий перед ней был кем угодно, но не мастером Слов. А, следовательно, не представлял собой опасности — и интереса?..
Юэ опрокинула в себя рюмку, мельком подивившись, что смогла почувствовать вкус… и тут незнакомец заговорил. Тяжело, давясь словами, боясь — (зная) — что его немедленно и возмущенно прервут или высмеют… Но Юэ молчала.
— …только не надо, ничего не говорите, я и так знаю, все знаю, но поймите!..
А потом и он замолк, опустив голову. Вздрогнул. Медленно поднял на нее глаза.
— Простите. Пожалуйста, простите… И… спасибо вам. Знаете, вы… Вы мне, наверное, сейчас жизнь спасли. Спасибо.
Он стремительно поднялся и почти выбежал прочь. Юэ машинально взглянула ему вслед…
И не сразу сумела вернуться к четкам.
— Молчишь?
Вэйр судорожно ухватился за кофейник, чуть не расплескав по клеенке черную гущу.
В глазах Джерм за ироничностью теснилась такая невыносимая (невыносимо знакомая!) — тоска пополам со страхом, что он чувствовал: еще немного, и он будет согласен на все, только чтобы получить право отводить взгляд…
— Не прогонишь?
Она все еще пыталась спрятаться за заслоном из самолюбия, цинизма, всех этих беспомощных «надстроек», в которые они все так привыкли верить.