§307. «Право этой части субстанциального сословия, таким образом, основано, правда, с одной стороны, на природном принципе семьи
, но вместе с тем этот принцип — посредством тяжких жертв — поворачивается в сторону политической цели, в силу чего деятельность во имя этой цели становится существенным назначением данного сословия, и оно, равным образом, призвано вследствие этого к такого рода деятельности и имеет право на неё в силу рождения, независимо от случайности избрания. Благодаря этому оно занимает прочное, субстанциальное положение между субъективным произволом или случайностью обеих крайностей, и, заключая в себе подобие момента власти государя, оно вместе с тем разделяет с другой крайностью одинаковые во всём остальном потребности и одинаковые права и становится таким образом одновременно опорой трона и общества».Гегель проделал фокус. Природных пэров, родовые имения и т. д., эту «опору трона и общества», он вывел из абсолютной идеи.
Более глубоким является у Гегеля то, что раздельность гражданского общества и общества политического он воспринимает как противоречие
. Ошибочным, однако, является то, что он довольствуется простой видимостью разрешения этого противоречия и выдаёт её за самую сущность дела; презираемые же им «так называемые теории» требуют «раздельности» гражданских и политических сословий, — и требуют её с полным основанием, ибо они выражают этим принцип современного общества в котором политически-сословный элемент есть не что иное, как фактическое выражение действительного отношения между государством и гражданским обществом, выражение их раздельности.Гегель не называет того дела, о котором идёт речь, его общеизвестным именем. Спор идёт между представительным и сословным
строем. Представительный строй — это большой шаг вперёд, ибо он является откровенным, неподдельным, последовательным выражением современного государственного состояния. Он представляет собой неприкрытое противоречие.Прежде чем перейти к самому делу, бросим ещё раз взгляд на ход мыслей Гегеля.
«В сословном
элементе законодательной власти частное сословие достигает политического значения».Раньше (в примечании к §301) было сказано:
«Специфического
определения понятия сословий следует поэтому искать в том, что в них получают существование в отношении к государству... собственное разумение и собственная воля той сферы, которая называется в этом исследовании гражданским обществом».Сопоставляя эти определения, мы получаем следующее «Гражданское общество
есть частное сословие», или частное сословие есть непосредственное, существенное, конкретное сословие гражданского общества. Лишь в сословном элементе законодательной власти гражданское общество достигает «политического значения и политической действенности». Это — нечто новое, присоединяющееся к гражданскому обществу, особая функция, ибо именно характер гражданского общества, как частного сословия, выражает его противоположность политическому значению и политической действенности, выражает отсутствие политического характера, ту именно сторону гражданского общества, что само по себе оно не имеет политического значения и политической действенности. Частное сословие есть сословие гражданского общества, или гражданское общество есть частное сословие. Гегель поэтому последователен, когда он исключает «всеобщее сословие» из «сословного элемента законодательной власти».«Всеобщее
сословие, или, точнее, сословие, посвящающее себя служению правительству, непосредственно определено к тому, чтобы иметь всеобщее целью своей существенной деятельности».Гражданское общество, или частное сословие, не имеет подобного назначения; его существенная деятельность не содержит в себе определения, согласно которому всеобщее являлось бы его целью; другими словами: его существенная деятельность не есть определение
всеобщего, не есть всеобщее определение. Частное сословие есть сословие гражданского общества, противополагающее себягосударству. Сословие гражданского общества не есть политическое сословие.Признав гражданское общество частным сословием, Гегель объявил сословные различия гражданского общества неполитическими различиями, провозгласил не только разнородность, но дажепротивоположность
гражданской и политической жизни. Что же он говорит далее?