К критике политической экономии знака

2. Интересно было бы, отправляясь от этого пункта, соотнести тревожный и одновременно триумфальный характер таких форм обладания с особой позицией среднего класса (или классов) на социальной лестнице. Как определить эту позицию? Это класс, который зашел достаточно далеко, чтобы интериоризировать модели социального успеха, но не настолько, чтобы не интериоризировать одновременно и провал этих моделей. От пролетариата этот класс отличается коннотацией того, чем он владеет, избыточной, чрезмерной оценкой своего относительного положения. Но в то же время он негативно отличается от высших классов, подчеркивая пределы достигнутого им, то есть отличается скрытым сознанием того, что это все, чего он сможет когда-либо достичь. Отсюда и проистекает двойное движение триумфа и смирения, оформляющееся в виде черной полосы, очерчивающей все предметы как будто бы для того, чтобы взять их в рамку, облагородить их, и кажущееся, в целом, каким-то натужным вызовом недостижимым формам обладания. В стратифицированном обществе средний класс прошел через определенный компромисс, который является подлинной участью этого класса как социального образования, – тот же компромисс, подлежащий социологическому определению, отражается в победном и одновременно пораженческом ритуале, которым средний класс окружает свои предметы.

«Вкус» к старине

Можно построить целую психологию или даже психоанализ старинного предмета (наваждение подлинности, мистика прошлого, истока, «символическая» плотность и другие более или менее осознанные моменты опыта). Но нас в нем интересует социальная различительная функция, неотделимая на всех уровнях от живой психологической «субстанции» «старины».

Старинный предмет относится к порядку культурного барокко. Его «эстетическая» ценность всегда является производной: в нем стираются стигматы промышленного производства, как и его первоначальные функции. В силу всех этих причин вкус к старинному характеризуется желанием выйти за пределы сферы экономического успеха, прославить в символическом, окультуренном, избыточном знаке социальный успех или привилегированное положение. Старинное – это, кроме всего прочего, тот социальный успех, который ищет себе законное обоснование, свою генеалогию, подтверждение своего «благородства».

Итак, старинный предмет принадлежит привилегированным классам, которым важно преобразовать экономический статус в наследуемую благодать. Но также он принадлежит и средним слоям наемных работников, которые посредством покупки мебели в стиле рустики – пусть и промышленного производства – пытаются освятить свой относительный статус в качестве абсолютного достижения (если сравнивать его с низшими классами). Также такой предмет осваивается и маргинальными слоями, интеллектуалам и художникам, среди которых вкус к старинному выдает, скорее, отказ от экономического статуса (или же стыдливое согласие с ним), отказ от социального измерения как такового, желание очутиться вне класса, что требует обращения к хранилищу эмблематических знаков прошлого, предшествующего промышленному производству[18].

Следовательно, не имеет никакого смысла констатировать, что такой-то класс питает пристрастие к средневековью, такой-то – к промышленной рустике, такой-то – к аутентичной деревенской мебели XVIII века, для того, чтобы описать социальную стратификацию в категориях вкуса: все эти различия не отражают ничего, кроме культурных ограничений и законов рынка. На каждом уровне важно выявить специфическую социальную претензию, которая выражается вкусом к старинному: от какого класса мы пытаемся отличиться им? Какая социальная позиция получает санкцию? К какому классу или классовой модели мы стремимся? Необходимо схватывать саму культурную логику мобильности, не ограничиваясь описательными отношениями, которые всего лишь связывают социальный уровень с типом предметов или формами поведения[19].

Блестящее и лакированное