К морю Хвалисскому (СИ)

Вышата Сытенич подметил очень точно. Действительно, датский хирд сейчас походил на рой рассерженных ос, чье гнездо разорили и которым нечего терять. Остроту их жал особенно ясно ощущали те, кто только начинал воинское служение.

Талец, Путша, Твердята. С этими ребятами Тороп общался почти постоянно с первого дня, как попал в боярский дом. Путша с Твердятой сидели у весла прямо перед ним, Талец – на ближайшей скамье у противоположного борта. Мерянин изучил характер и привычки всех троих и с удивлением обнаружил, что каждый из них в бою ведет себя почти так же, как в обычной жизни.

Талец вершил ратный труд, как привык исполнять любое дело, серьезно, основательно, без какого бы то ни было позерства. Твердята же напротив, как и везде, находил время поразвлечься. Он кривлялся, осыпал датчан насмешками, которых они не понимали, нелепо размахивал руками, извивался, как червяк. Чудо, что он до сей поры оставался жив. Похоже, викинги подумали, что это какой-то одержимый славянский берсерк, и решили с ним не связываться. Или же парня спасала его непомерная худоба и длина тощих несуразных рук?

Для Путши этот бой был первым, и потому молодой гридень поначалу все жался за спины товарищей, бледнел и краснел, как девица. Но когда на него вылетел здоровый, как тролль, матерый датчанин, он не отступил, сделал все, как показывал дядька Нежиловец, и нашел-таки путь к незащищенной кожаным доспехом шее.

– Ребята! Гляньте! Путша викинга завалил! – удивленно и радостно завопил во все горло Твердята и тут же закрутился угрем, ибо на месте срубленного викинга сразу появились полдюжины новых, а Путшу как на грех скрутило в три погибели от запаха смерти и ощущения чужой, теплой еще крови на своих руках.

Талец и Тороп поспешили на выручку к товарищам. К ним присоединился Заяц Милонег. Он храбро схватился сразу с двумя датчанами, но один из них полоснул его мечом по лицу, и парень взревел от боли, зажимая руками рассеченную щеку. Ничего. Вернется в Новгород, станет носить почетное прозвание Меченый.

Торопу достался противник раза в три крупнее него и во столько же раз старше. Лежавшая на груди ржавой лопатой косматая борода наполовину поседела. Синие глаза с прищуром смотрели с явным презрением.

– Сопливый трэль! – разобрал мерянин северную речь. – Даже меч о такого марать жалко.

Мерянин рассердился: «Не хочешь меч марать – сколько угодно! А вот сопливый трэль, пожалуй, не побрезгует!» Он прыгнул вперед, стараясь не упустить из виду меч противника. Дядька Нежиловец неоднократно повторял молодым, что это первейшее правило. Однако оказалось, что держать в поле зрения надобно не только меч.

Викинг замахнулся, но вместо того, чтобы ударить, подсек левой ногой Торопа под колено. Мерянин упал, больно ударившись спиной о вздыбленную скамью, и в следующий миг увидел над собой подбитый гвоздями сапог: ют вознамерился просто раздавить его.

Это было уже слишком. Тороп откатился в сторону, обнаружил, что все еще сжимает в руках меч, и не замедлил им воспользоваться, рубанув противника по ногам, там, где проходят под коленями жилы. Тот взревел от боли, посунулся вперед, но не упал, и Тороп понял, что в этом бою не успеет сделать больше ничего, как, впрочем, и в своей жизни. Он уже утешал себя мыслью, что погибшие с оружием в руках в следующих рождениях обретают лучшую долю, когда меч датчанина вместо того, чтобы разрубить его пополам, улетел куда-то далеко в реку, а в следующий миг туда же отправилась его распростившаяся с телом голова.

На какое-то время измученный Торопов мозг погрузился во тьму. Когда же к мерянину вновь вернулась способность различать солнечный свет, этот свет отражался в знакомых переливчато-самоцветных глазах.

Глаза, впрочем, смотрели сердито.

– Что ты себе позволяешь? – накинулся на него Лютобор. – Тебе, кажется, велели оставаться на месте! Очень захотелось рядом с другими навсегда заснуть на палубных досках?

Хотя Торопу было очень стыдно, он вместе с тем почувствовал злость. Нешто он маленький, чтобы его отчитывали?

– Кажется, я не единственный, кто сегодня проверял эти доски на мягкость! – огрызнулся он.

Что собирался ответить Лютобор, мерянин, к счастью, не узнал: русса отвлекли. Среди датчан пока находилось немало желающих сразиться с победителем их вождя. Безумцы, неужто им так не терпелось попасть вслед за Бьерном в Вальхаллу. Впрочем, достойная смерть может служить оправданием даже самой никчемной жизни.

Каждым взмахом своего меча Лютобор без устали подтверждал данное ему неизвестно кем прозвище Лютый борец. Там, где он проходил, оставались только безжизненно распластанные на палубе окровавленные тела. Сильно же повезло тогда в лесу Белену и его товарищам, что боярин подоспел. Впрочем, схватка над тушей Черного Вдовца, похоже, была не более, чем игрой.