К морю марш вперед!

В нашей истории так оно и было. Примерно шеститысячный отряд генерала Огюстена Бельяра в конце июня оставит Каир. По условиям капитуляции его на английских судах отправят во Францию. Другой французский генерал Жак-Франсуа Мену в конце августа с пятитысячным отрядом сдался в Александрии. А теперь представьте – десять тысяч опытных солдат и офицеров, умеющих сражаться в пустыне, успевших привыкнуть к жаркому южному солнцу… Из них можно сформировать отборный отряд, который может причинить немало хлопот британцам и туркам.

– Вы правы, Василий Васильевич. Только не стоит забывать, что тот, кто сообщит государю о неготовности наших войск к походу на юг, может стать «черным вестником», который примет на себя гнев императора. Я, честно говоря, не решусь попросить у царя аудиенции, чтобы сообщить то, о чем мы сейчас с вами говорили.

– Михаил Илларионович, но мы ведь не маленькие дети, которые при испуге закрывают ладошками лицо, считая, что таким образом они спрячутся от вещей, их пугающих. Только вы правы в одном – сообщить о неготовности наших войск к походу и об изменении планов государю должен Первый консул. С мнением Бонапарта император считается, и его доводы он воспримет совсем не так, как наши с вами.

– Следовательно…

– Следовательно, Михаил Илларионович, необходимо составить подробную докладную записку и отправить ее в Париж майору Никитину. Пусть он обсудит ее с Первым консулом. Наполеон умный человек и прекрасно поймет, что в данном случае рисковать не стоит.

– Хорошо, Василий Васильевич. Если будет нужно, то я подпишусь под вашей, как вы говорите, докладной запиской. Негоже будет, если я стану прятаться за вашу спину.

– И еще, Михаил Илларионович. Экспедиция может быть отложена на год. Но сие совсем не означает, что мы будем все это время сидеть сложа руки и ждать у моря погоды. Необходимо провести ряд мероприятий, которые могут стать подготовкой к походу. Я переговорю с генералом Бариновым, и мы подготовим план действий, которые необходимо будет заблаговременно провести, готовясь к совместной с французами экспедиции. Если у вас появятся на сей счет какие-либо мысли, то не стесняйтесь, Михаил Илларионович, изложите их на бумаге. Они войдут в план действий.

– Именно так я и сделаю, – кивнул Кутузов. – А пока я пойду домой, прилягу. Что-то сердце у меня разболелось. Наверное, скоро будет гроза…

14 (26 июня) 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Дарья Иванова, русская амазонка

Да, у императора Павла Петровича все делается быстро. Любая бумага, будь то любовная записка или именной указ, тут же попадает туда, куда надо.

И исполняется в кратчайшие сроки. Иначе нерадивый чиновник или вельможа рискует получить полновесную клизму из скипидара пополам с патефонными иголками. Это вам не императрица Елизавета Петровна, у которой указы валялись на ее столе неподписанными по году и более. А были и такие, которые она подписывала лишь наполовину. Накарябав перышком лишь первую часть своего имени «Ели…», дщерь Петра дописывала вторую часть после неоднократных напоминаний канцлера через полгода или год. Такой вот характер был у «веселой царицы».

А у Павла Петровича не забалуешь. Решение (правильное или не очень – это уже другой вопрос) он принимал почти сразу. А далее, получив пинок в обтянутые бархатом ягодицы, исполнители начинали носиться со скоростью, близкой к скорости звука.

Об этом обо всем я подумала, получив предписание явиться в покои императрицы в Михайловском замке при полном при параде, дабы там получить из рук супруги самодержца орден Святой Екатерины. По мнению царской четы, я его заслужила своим геройским поведением во время нападения злоумышленников на кортеж Марии Федоровны во время нашего не совсем удачного путешествия в Павловск.

Если же кого-то интересует мое скромное мнение, то я вела себя отнюдь не геройски, в душе трусила, как и все, а что с императрицей ничего не произошло – так это заслуга Геры Совиных и моего отца. А мы в данном случае были обычными статистами. Но с власть предержащими спорить себе дороже. Потому я заранее поблагодарила Марию Федоровну за высокую награду (это без стеба – орден Святой Екатерины считался одной из высших наград Российской империи) и, как положено в таких случаях, обещала «не уронить честь и оправдать верной службой»…

И еще мне ужасно не понравился дурацкий парадный костюм, образец которого был утвержден лично императором Павлом. «Серебряного глазета, по местам вышитое золотом с золотыми снурками и кистями, шлейф же зеленый бархатный» – так значилось в описании церемониального костюма. Для полноты впечатлений на голову мне нахлобучили зеленую бархатную широкополую шляпу. Увидев себя в зеркале, я откровенно заржала. Статс-дама императрицы, которую Мария Федоровна прислала мне, дабы научить меня правилам этикета во время награждения, укоризненно покачала головой. А папа, с трудом скрывая улыбку, тайком показал мне кулак.