К нам едет Пересвет. Отчет за нулевые

Представить нижегородца, который зачем-то пойдет в музей Сахарова, достаточно сложно. У меня буквально нет ни одного знакомого, который там бывал.

Объяснение всему этому простое: Сахаров в массовом понимании — один из людей, несущих ответственность за те огромные, почти немыслимые изменения, случившиеся со страной и с народом. Его уверенно занесли в тот самый список, где располагаются «меченый», ЕБН и «рыжий бес».

Поздний Сахаров почти затмил великого ученого и, между прочим, трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Сталинской премий.

Мы элементарно подзабыли, что Сахаров, прямо говоря, героически трудился на социализм и сделал для того государства столько, сколько не сделала целая дивизия нынешних патентованных компатритов.

И что бы он потом ни говорил, этот диссидент, водородная бомба-то — вот она, ее Нобелевской премией мира не прикроешь, как фиговым листком, и никаким правозащитным выступлениям не отменить его труды по магнитной гидродинамике, физике плазмы, управляемому термоядерному синтезу, элементарным частицам, астрофизике и гравитации… А сколько он сделал для нашей оборонки еще во Вторую мировую!

Сахаров — это безусловная икона советского милитаризма.

В силу этого меня по-хорошему забавляет наличие улицы Академика Сахарова в Риге, во Львове и в Хайфе, площади Сахарова в Вильнюсе и в Вашингтоне… Мы ж знаем, что имели в виду во всех этих государствах, увековечивая память Сахарова, — они благодарили диссидента за то, что он помог разрушить Верхнюю Вольту с ракетами.

Но, извините, раз площади и улицы носят имя Академика Сахарова, а не, скажем, Диссидента Сахарова — то, выходит, вы восславляете создателя ракет этой самой Верхней Вольты.

Так что низкий поклон и горячий привет заграничным товарищам за высокую оценку нашей оборонки. И раз начало традиции положено, есть смысл назвать в США, в Украине, в Израиле и в Прибалтике ряд проспектов и площадей в честь Лаврентия Берии, деятельности которого, на минуточку, мы обязаны появлением у СССР атомного оружия.

Тем более это большой вопрос, насколько работа именно Сахарова послужила причиной распада Союза.

Я все думал, чью судьбу напоминает мне сахаровская, — и недавно понял. Это ж Лев Николаевич Толстой.

Те же то ли на грани гениальности, то ли за гранью банальности откровения и бесстрашные попытки разобраться в самых важных вопросах бытия.

Та же отрешенность! Тот же высокий пафос!

А помните, как Толстой выступал против смертной казни?

Вот цитата: «Я отрицаю сколько-нибудь существенное устрашающее действие смертной казни на преступников. Я уверен в обратном — жестокость порождает жестокость… Смертная казнь по своему психологическому ужасу несоизмерима с большинством преступлений и что поэтому она никогда не является справедливым возмездием, наказанием. Да и о каком наказании может идти речь по отношению к человеку, который перестает существовать».

Ощущение такое, что это Лев Николаевич написал, — но это Андрей Дмитриевич.

Да и конфликт Сахарова с социалистическим мироустройством вполне напоминает конфликт Толстого с церковью.

Открою секрет: если перечесть многие работы Сахарова сегодня, то мы обнаружим не либерал-либерального социал-дарвиниста, а вполне умеренного «левого».

Когда именем Сахарова клянутся оголтелые демократы, это столь же странно, как когда на Толстого ссылаются атеисты.

Схожа сама жизненная позиция последних лет этих двух титанов, когда Толстой, грубо говоря, отказался от своих литературных работ, откровенно издеваясь, скажем, над «Войной и миром» — и желая выступать отныне исключительно в качестве мыслителя.

Та же история с академиком Сахаровым, у которого вместо «Войны и мира» были свои великие работы, от многих из которых он наверняка отказался б (как отказался от звания Соцгероя и прочих Сталинских премий) — во имя своей позиции правозащитника и народного наблюдателя.

Только в этом он видел главное оправдание своей жизни.

Разве что от жены Сахаров не сбежал, как Лев Николаевич. А может, и стоило бы…

На все эти темы можно спорить, однако выводы все равно будут очевидны и неизбежны.

Вот они.

Нам очень не хватает сахаровского идеализма, сахаровской последовательности, сахаровского бесстрашия.

Когда смотришь на телевизионные записи выступающего Сахарова, воистину веришь: он говорит, что думает, и живет, как говорит.

А теперь посмотрим почти на любого нынешнего проповедника, политика или правозащитника. Они ж себе сами не верят ни секунды. И правильно делают, что не верят.

И мы не хотим.

2011

К чёрту, к чёрту!

Российская читательская публика не желает иметь в наличии великого русского писателя. Знание, что у нас есть великий русский писатель, — это, надо сказать, ответственность; а отвечать сегодня никто ни за что не желает.

«Вот умрет Лев Толстой, и все пойдет к чёрту!» — говорил Чехов Бунину.

Сейчас такого не скажут.

Был бы жив Толстой, многие тайно думали б: «Скорей бы он умер и все пошло к чёрту! И Чехов еще, и Бунин! И к чёрту, к чёрту!»